осужденные на смерть в ходе настоящих беспорядков и мятежей под именем круглоголовых, чтобы это имя Израиля не было больше известно в стране».
Он считал бедняков новым, истинным Израилем. Древний народ иудейский получил свой закон от Моисея — великого учителя. Но Моисеев закон был в силе, покуда не пришел новый законодатель и спаситель — не иудейского народа только, но всего рода человеческого. Его-то иудеи и отвергли. Они не приняли благодати искупления, а продолжали держаться за букву закона, не приняв духа Христа. Бедняки же всего мира, истинные носители этого духа, и призваны обновить мир, спасти его от корысти и мертвящего душу эгоизма. «Вы люди, — говорил он им, — против которых проповедуют, пишут, шлют петиции властям, чтобы растоптать вас ногами; вы люди, которых считают возмутителями спокойствия в царствах и приходах, где вы живете; а правда заключается в том, что вы единственные мирные люди на земле».
Те два свидетеля, о которых сказано в Апокалипсисе, что будут они пророчествовать во вретище тысячу двести шестьдесят дней, и сразятся со зверем, и будут им повержены и убиты, а по прошествии трех с половиной дней восстанут к великому ужасу тех, кто радовался их гибели, — те два свидетеля и есть Иисус Христос со святыми своими, детьми света, презираемыми и обиженными бедняками.
В стране бушевала война, и Уинстэнли писал о великой битве. Древний змий, Сатана, проявляющий себя в душах поработителей такими качествами, как коварство, лицемерие, злоба и жестокость, восстал против святых тружеников; силы зла «клеймят их как сектантов, схизматиков, анабаптистов, круглоголовых». Четырех апокалипсических всадников он сравнивал с армией кавалеров, которые огнем, дымом и серой побивают своих врагов. Огонь — это виселицы и убийства, дым — вредоносные лживые доктрины, угрозы, судилища, глумление, угнетение, а сера — преследование, бичевание, клеймение железом и заточение в тюрьмах.
За примерами далеко обращаться не приходилось. Уинстэнли, живя в Уолтоне, видел воочию жестокость и боль первой гражданской войны. Тогда, в 1643 году, графство захватили роялисты. Король стоял со своим войском к северу от Темзы, а глава его кавалерии — шальной и бесшабашный принц Руперт — к югу. Его ставка находилась в Отландском парке, совсем рядом с Уолтоном. В следующем году парламентские войска, сохранявшие за собой Кингстон, отвоевали Серри; в 1645 году кавалеры захватили Фарнхем, но скоро были выбиты. Когда первая гражданская война закончилась, графство стало ареной борьбы внутри парламентского лагеря. Отсюда, из Кингстона, двинулся 4 августа 1647 года на Лондон полк Рейнсборо, чтобы захватить столицу. Исторические дебаты армейского совета о конституции и судьбах правления Англией шли тут же, в Петни, ставшем на время центром английской политической жизни. Наконец, именно через Серри по портсмутской дороге бежал король в ноябре того же года на юг, на остров Уайт.
Сам Уинстэнли жил мирной пастушеской жизнью, но он насмотрелся и наслушался о войне много такого, что на всю жизнь укрепит в нем убежденность в необходимости мирных, бескровных перемен. И сейчас, наблюдая начало новой бойни, он писал о войне так зримо, приводил такие убедительные подробности, что кавалеры под его пером встают как живые — дикие, безжалостные разрушители, бесчеловечные звери.
Это такие, как они, корыстные души, на заре христианской истории отвергли избавителя. И не только потому, доказывал он, что не признали его сыном божьим, не потому, что подвергли его позорной казни. Сильные и преуспевающие в мире сем отвергли Христа потому, что видели в нем всего лишь «ремесленного работника, плотника; и не успокоились, пока не убили его». Они отвергли его низкое социальное происхождение, его причастность к труду.
И сейчас они пытаются управлять так, чтобы принципы Христовы попирались, а истинные приверженцы его учения стонали под игом порабощения. «Зверь гуляет на свободе (как человек прогуливается там и сям по городу, где нет для него преграды) и не ведает печали… Бог позволил ему разгуливать на свободе… Дракон (то есть рас-давшиеся власти) и леопард (то есть дух блудницы, лживо являющей любовь к Богу, а на самом деле желающей поставить себя выше Бога) предаются блудодейству; и потом порождают этого зверя (или церковную власть), чтобы убивать и подавлять — не просто мужчин и женщин, но проявление Бога в душе их».
Майский ордонанс о церковной дисциплине подавлял религиозную свободу, ощутимо урезал права и устремления «святых» — таких, как Уинстэнли, искателей истины. Против церковных властей, душителей свободы, направляет он острие своей критики.
Англиканские священники и узколобые пресвитерианские догматики связываются в его сознании с ветхозаветными иудеями, приверженцами буквы, а не духа Писания. Их служение богу сводится к внешним обрядам и церемониям. По существу, каждый верующий может делать то, что делают ныне священники и поставленные властями проповедники; но последние имеют власть насильственно навязывать свои взгляды и обычаи всем жителям Англии. И «посредством этой ублюдочной церковной власти, которая была порождена от блудодейства с царями земными, зверь правит и живет в пышности и великолепии, подобно роскошной шлюхе, сначала убившей, а потом растоптавшей ногами божьих свидетелей, ибо теперь она делает все, что хочет, она сидит как королева и не знает печали, ибо она имеет власть от царей земных». Установление лживой, сковывающей душу церковной власти и есть предсказанное в Апокалипсисе убийство двух свидетелей; не просто уничтожение их физического тела, но «умерщвление их действий и свидетельств путем осуждения, подавления и церковных законов: не позволить им действовать». А чтобы завершить эту утонченную пытку, правители и сильные мира сего «переворачивают Писание, которое свидетельствует о Христе, вверх дном».
Сторонники старых порядков и строгой церковной дисциплины «называют учение божье само по себе, без учения людей, — заблуждением». Они не позволяют человеку проповедовать, пока он «сперва не окончит их специальной школы и не будет говорить то, что он вычитал из комментариев, книг и древних авторов». Они объявляют, что любят бога, а сами убивают и угнетают мирных людей, не разделяющих их принципов. Они узурпировали власть бога и создают «директивы, ордонансы и церковные правительства, чтобы заставить каждого под страхом тюремного заключения и смерти… подчиниться им как божьим директивам, ордонансам и правлению…»
Так в сознании Уинстэнли, как и в сознании многих его современников, отвлеченные апокалипсические видения обретают плоть и кровь современной ему социальной и политической действительности.
Но эту действительность можно и нужно переделать.
