- Может, вы заодно и постельный режим нам пропишете? - попытался сострить Виктор Чванов, гипнотизируя старичка выражением полной покорности.
- Возможны и эти рекомендации, - не улавливая насмешки, продолжил доктор, встряхнув седыми кудряшками. - Конечно, не всем, но лично для вас я вынужден требовать не просто постельный, а даже госпитальный режим.
На совещании комиссии ее председатель заявил командиру и комиссару, что согласно приказу он вынужден отстранить от полетов почти всех наших летчиков.
Выслушав его, батя покачал головой и ответил:
- Значит, если летчики утомились, нужно кончать войну и сдаваться? Ведь на этом участке фронта подменить нас пока еще некем. Для себя вы пишите любые выводы, а нам придется искать другой, более приемлемый выход.
Врачи пытались протестовать, но так ни с чем и уехали.
"1 октября. После полетов комиссар задержал нас в столовой и предложил создать эскадрильский дом отдыха. Все поддержали его предложение, но как его можно реализовать - это пока непонятно..."
В ту ночь я впервые сделал шесть вылетов и от усталости еле сидел. Голова немного побаливала, а веки отяжелели и будто слипались. Наверно, поэтому баритон комиссара слышался словно издалека:
- Выводы медкомиссии оказались серьезнее, чем мы думали. У командира и у меня возникла идея создать эскадрильский дом отдыха. Летных экипажей у нас снова больше, чем самолетов. Организовав замену, мы имеем возможность давать кратковременную передышку одному или двум экипажам.
"Раз решили, чего же теперь уговаривать?" - раздраженно подумал я. Словно угадав эту мысль, Калашников посмотрел в мою сторону.
- Могут быть разные мнения, - проговорил он нахмурившись, - но мы даже домик сумели арендовать. Избушка вполне подходящая. Стоит над обрывом, около речки. А кругом бор сосновый. Если еще и питание дать подходящее, получится именно то, что нам нужно. Вот тут мы и столкнулись с проблемой...
Затянув почему-то паузу, комиссар отхлебнул глоток остывшего чая. Казалось, он забыл и про нас, и про выдвинутую идею. Затем, будто сбросив тяжелую ношу, он шумно вздохнул и продолжил:
- Нужно усилить питание. А как? Резерва продуктов мы не имеем. Придется немного урезать летный паек. Для всех это будет не так ощутимо, зато для двух экипажей мы кое-что выкроим. В удаленных от дорог деревнях крестьяне охотно меняют крупу и горох на муку и мясные продукты. И сельсоветы помочь обещали, Ну как? Подойдет ли мое предложение?
Пригладив ладонью черные волосы, комиссар устало откинулся на спинку стула.
"А ведь, пожалуй, он прав. Другого сейчас ничего не придумаешь", подумал я, вглядываясь в лица товарищей. Они одобрительно улыбались.
* * *
...Глухо урча на крутых подъемах, машина несет нас все дальше и дальше. Извилистая дорога петляет по непроходимой с виду лесной чащобе. Стволы неохватных сосен, чередуясь с огромными разлапистыми елями, стремительно проносятся возле самых бортов. Их ветвистые многопалые сучья гулко хлещут по фанерному домику кузова.
- Красотища-то! Красотища какая! - восхищенно твердит Шеремет. - Отсюда глядеть - не сверху макушки высматривать. Кончится эта война, распрощаюсь я с авиацией и стану лесничим. Буду каждое деревце, каждую веточку пуще глаза оберегать.
- У войны дороженька длинная, - с ухмылкой подковыривает его Дим Димыч Кистяев. - Пройти до ее конца не каждому доведется.
- А я пройду! - говорит Шеремет с задором. - До самого края пройду не сгибаясь. И на последнем километровом столбе последней очередью из пулемета роспись свою поставлю.
Слушая их болтовню, я задумался. Устали мы действительно здорово. Ведь каждую ночь вылетаем первыми, а садимся последними. И машина, будь она проклята, своей трясучкой последние силы выматывает... Когда предложение комиссара одобрили, он посмотрел в мою сторону и улыбнулся.
- Ну что ж, раз решение принято, будем его выполнять без задержки, проговорил он, вставая. - А первый выезд на отдых поручим разведчикам. Ребята они надежные, проверят все сами и нам сообщат...
И вот мы в пути. Даже не верится. Может, все это во сне?
Но старенький газик несет нас все дальше и дальше, а в кабине, рядом с шофером, сидит комиссар...
В деревушку въезжаем затемно. На лесной опушке, точно грибы под мохнатыми шапками, ютятся темные домики. Света в окошках не видно. На улице ни души.
Только собаки встречают машину дружным заливистым лаем.
Арендованный домик прилепился у берега речки над самым обрывом. Пройдя через сенцы, мы дружно вваливаемся в просторную чистую горницу. Над большим деревенским столом ярко светится керосиновая семилинейная лампа. На бревенчатых стенах подвешены новые книжные полки. В углу, на бамбуковой этажерке, баян и гитара. Через открытую дверь видно спальню. В ней шесть сверкающих никелем новых кроватей. Они застланы белоснежным бельем.
Хозяин дома, худощавый седой старичок Емельян Степанович, и его пятнадцатилетняя внучка Машенька, приветливо поздоровавшись, молча наблюдают за нами. Чувствую, это они потрудились, чтобы нам здесь понравилось, постарались создать тот уют, ту домашнюю теплоту, которых нам так не хватало.
- Как уговор, Емельян Степанович? - спросил комиссар, подходя к хозяину.
- Исполнено в точности, Виктор Михайлович, - степенно ответил старик.
- Тогда быстро сложить барахлишко и - в баню! Косточки хорошенько пропарим, перекусим с дороги - и спать. Эту разведку вам нужно начать не только с чистой душой, но и с чистым телом.
* * *
Проснулся от непривычно яркого света. Пробуравив оконный ледовый панцирь, тоненький солнечный луч упирался прямо в лицо. В доме царила полнейшая тишина. Я уже выспался, но вставать не хотелось. Сознание тешилось мыслью, что можно лежать и лежать без движения на мягком пружинном матрасе, расслабив все мускулы. Сразу припомнились подробности вчерашней бани и непривычно обильного, неторопливого ужина.
...Когда, сбросив белье, мы втиснулись в маленькую рубленую парную, Калашников зачерпнул кипяток и выплеснул его на раскаленные камни. У меня защипало уши. Стало трудно дышать. А Виктор Михайлович уже потрясал березовым веником и покрякивал от удовольствия. Быстро освоившись в непривычных условиях, я тоже взялся за веник и начал орудовать им как заправский парильщик. Потом мы долго плескались, с наслаждением намыливая тело рогожными мочалками.
На ужин нам приготовили сибирские пельмени, хрустящие соленые огурчики и крепкий горячий чай. Разморенные банным жаром, осоловевшие от сытости, мы еле добрались до коек...
За тонкой дощатой перегородкой послышались чьи-то шаги. Привстав, я увидел пустую кровать комиссара. Значит, он уже встал! Пожалуй, пора и нам подниматься.
