Ознакомительная версия.
197
По Князеву это произошло неделей раньше, еще в долине Джиды.
Хитун пишет, что убийца Резухина отомстил ему за расстрел своего сослуживца по Оренбургской армии, полковника Дроздова (См. главу “Тюрьма”, прим. 3).
У него были причины ненавидеть барона. При разгроме под Троицкосавском, проявив колоссальную выдержку, Сементовский спас часть обозных верблюдов, но Унгерн обвинил его в потере остальных и приказал выпороть.
Между прочим, прапрабабка Унгерна была родной сестрой Петра Палена.
Другая историческая параллель, более отдаленная во времени, но не менее выразительная – Квинт Серторий. Мятежный проконсул Иберии эпохи гражданских войн, в борьбе с Римом он так же пытался опереться на племена иберов, как Унгерн – на монголов, и после ряда военных неудач тоже пал жертвой заговора среди своих соратников-римлян, недовольных его тиранической властью.
Вся история отнесена почему-то к маю, а не к августу 1921 г.
По-русски впервые опубликовано C.Л. Кузьминым в переводе Ж. Оюунчимэг.
Куда на самом деле направлялся Сундуй-гун, не совсем понятно. Вряд ли он хотел догнать ушедшую дивизию и передать Унгерна заговорщикам, как со слов пленных докладывал Щетинкин; гораздо выгоднее для него было выдать барона Максаржаву или увезти его в Ургу, чтобы купить себе прощение у новой власти.
Шелковую княжескую безрукавку с генеральскими погонами (курму), которую Унгерн носил поверх дэли, Щетинкин оставил себе и позднее отослал в родной Минусинск. “Посылку передайте в музей, – писал он председателю уездного исполкома. – Это будет служить памятью борьбы трудового народа против угнетателей темных масс. Пусть знает контрреволюция, что рука трудящихся сломит голову тому, кто посягнет на его свободу”. Ныне эта безрукавка на почетном месте выставлена в городском музее.
Пленного Унгерна отправили в штаб 104-й бригады, а незадолго до того живший в Китае некий “земляк” и хороший знакомый барона, тревожась о судьбе своей служившей у красных дочери, сообщал ему, что она служит как раз в этой 104-й бригаде и просил: “Если она попадет (в плен. – Л.Ю.), не откажите как-нибудь переправить ее домой”. Просьба была передана через одного из агентов Унгерна в Маньчжурии.
Возможно, источником этих слухов была карикатура в одной из советских газет, на которой Унгерн изображался сидящим в клетке (сообщено C.Л. Кузьминым).
“Писатель Зазубрин, – пишет Светлана Суворова, – сравнил Унгерна с тигром – образ яркий и, наверное, для советской публицистики единственно правильный. Со своим одиночеством, пристальным тяжелым взглядом, неуловимостью, непредсказуемостью, репутацией убийцы, к тому же облаченный в красно-желтый халат, Унгерн походил на хозяина уссурийской тайги. Этот халат потом содрали с него, как шкуру, и в качестве охотничьего трофея отправили в музей. У Зазубрина была своя задача: дать образ сильного, злобного врага, вдохновенного палача. Он отмечает забитость, затравленность барона, его растерянную жалкую улыбку, но тут же оговаривается, что это лишь кажется, это близкая смерть схватила Унгерна “за шиворот”. Но кажется ли? Я уверена, что вместо тигра белогвардейско-красноармейской шпаной был пойман и замучен обычный бесхозный рыжий кот. У кота очень похожие повадки, у него есть зубы и когти, он тоже убивает, но не в таких масштабах. До крупных сородичей этому зверю далеко. Только кто же будет хвастать тем, что пристрелил кота?” (Из письма ко мне).
Так в 1918 году в Таганроге погиб Ренненкампф фон Эдлер – дальний родственник и, возможно, покровитель Унгерна по службе в Забайкалье.
Позднее попали в плен генералы Андрей Бакич и Анатолий Пепеляев.
Рассказывали, будто перед казнью Унгерн изгрыз его зубами, чтобы никому не достался после его смерти.
Д.С. Балдаев. Воспоминания. Рукопись (сообщено И.В. Шушариным).
Сообщено C.Л. Кузьминым.
Лишь однажды в его речи прозвучала человеческая нота: “Лично Унгерн просто несчастный человек, вбивший себе в голову, что он спаситель и восстановитель монархов и на него возложена историческая миссия”.
В одной из них был тяжело ранен и оставлен на поле боя поручик Маштаков, последний фаворит Унгерна, дважды неудачно пытавшийся его убить.
Половину оговоренной суммы китайцы уплатили авансом, а вторую обещали выдать при посадке в эшелон, но так и не выдали. Расчет на то, что унгерновцы предпочтут поскорее уехать, чем добиваться обещанного, оказался верным.
Одному из них, капитану Почекунину, Арсений Несмелов посвятил стихи, которые применимы и к остальным:
Ловкий ты и хитрый ты,
Остроглазый черт.
Архалук твой вытертый
О коня истерт.
На плечах от споротых
Полосы погон.
Не осилил спора ты
Лишь на перегон.
И дичал все более,
И несли враги
До степей Монголии,
До слепой Урги.
Гор песчаных рыжики,
Зноя каминок.
О колено ижевский
Поломал клинок.
Но его не выбили
Из беспутных рук.
По дорогам гибели
Мы гуляли, друг!
Раскаленный добела
Отзвенел песок.
Видно, время пробило
Преклонить висок.
Вольный ветер клонится
Замести тропу.
Отгуляла конница
В золотом степу.
Об этом мне рассказал А.М. Кайгородов, уроженец той же Покровской станицы. Недавно Б.В. Соколов, автор книги “Барон Унгерн. Черный всадник”, предпринял малоубедительную попытку доказать, что настоящая фамилия Ивановского – Клуге и раньше он был начальником штаба одной из колчаковских дивизий.
АВП РФ, ф. III, оп. 10, п. 5, д. 4; оп. 9, п. 3, д. 3. Речь идет о человеке по фамилии Волькович (Волькофович), но это, несомненно, Лев Вольфович. Полпред СССР, добиваясь передачи его советским представителям, писал министру иностранных дел МНР: “Гражданин Волькович, будучи ближайшим помощником Унгерна в его борьбе с Правительством СССР, является соучастником всех преступных деяний последнего и должен быть судим по законам СССР”. (Сообщено исследовательницей из Франции Дани Савелли.)
Ознакомительная версия.