Накануне высылки в Тобольск Настя с огорчением разбирала оставшийся в наследство от матери маленький святой уголок – «образницу» – в полном неведении, когда и где придется снова ее собрать. Присутствие матери, ее участие и молитву она ощущала в те дни еще яснее, чем прежде: «…впереди неведомый далекий путь, а дальше полная неизвестность, но хотя сейчас мне тяжело и грустно и такая безумная жажда твоей ласки незаменимой, так хочется положить голову к тебе на плечо и отдохнуть (я так устала), но на душе все же спокойно; я чувствую, что ты со мной и слышишь меня, и я не могу не вылить душу тебе, не выразить хоть отчасти все пережитое, хотя я и знаю, что ты видишь, понимаешь и знаешь каждое движение моей души…»[60]
В последующие месяцы имя Анастасии Гендриковой неизменно было среди имен других сопровождавших Царскую семью до самого момента, когда их насильно разлучили. В Тобольске она вместе с Жильяром, Гиббсом, Битнер, Боткиным и Шнейдер старалась облегчить участь царственных узников. Прежде Анастасия Васильевна занималась русским с Государыней, а теперь давала уроки истории Татьяне Николаевне.
Вместе с оставшимися в Тобольске детьми пережила она и трудный момент, когда конвоиры перевели Николая Александровича в Екатеринбург и Александре Федоровне пришлось ехать с ним в сопровождении Марии. Из-за обострения болезни у Алексея общий переезд оказался невозможен. Сколько могла, Анастасия Васильевна ободряла, поддерживала Ольгу и Татьяну, разделяя с ними обязанности сиделки при больном ребенке, и все, на что она надеялась, – быть с ними нераздельно. Но и это оказалось «недозволенной роскошью».
23 мая 1918 года, когда из Тобольска в Екатеринбург были перевезены Алексей, Ольга, Татьяна и Анастасия, сопровождавших разделили на две группы. Одна группа оказалась под арестом в доме Ипатьева, другая – А. В. Гендрикова, Е. А. Шнейдер, И. Л. Татищев, К. Г. Нагорный и А. А. Волков – без вещей и багажа прямо с вокзала была отправлена в тюрьму. Настю Гендрикову и Екатерину Шнейдер поместили в женском отделении в камере вместе с княгиней Еленой Петровной Сербской. Заключенные были лишены не только вещей, но и денег; режим к ним применялся такой же, как и в отношении других арестантов, и единственное их развлечение заключалось в беседах друг с другом и с остальными узниками, ожидавшими своей участи.
20 июля графиню А. В. Гендрикову, Е. А. Шнейдер и камердинера Волкова под конвоем доставили на вокзал. Сюда же была приведена княгиня Е. П. Сербская с состоявшими при ней членами Сербской миссии и еще несколько офицеров и «контрреволюционеров». Всего набралось 36 человек.
23 июля их привезли в Пермь. Здесь группу, в которой оказалась Анастасия Васильевна, отвезли в губернскую тюрьму. Трех дам поместили в одной камере в женском отделении. По данным, которые удалось добыть генералу М. Дитерихсу при расследовании обстоятельств убийства Царской семьи и ее спутников, в тюрьме Настя, как могла, старалась утешить княгиню Елену Петровну – молилась, даже пела. Супруга князя Иоанна Константиновича в тот момент переживала за мужа, оставшегося под арестом в Алапаевске, не зная о том, что его уже не было в живых. Большое неудобство доставляло всем троим отсутствие элементарных вещей и белья – приходилось пользоваться мужским, арестантским.
Так прошло лето… 4 сентября губернский чрезвычайный комитет потребовал в арестный дом графиню А. В. Гендрикову, Е. А. Шнейдер и камердинера Волкова. Их собрали в тюремной конторе и предложили захватить с собой немногие оставленные им личные вещи. Анастасия Васильевна предположила, что, должно быть, их поведут на вокзал для отправки в другое место. Они не догадывались о том, что в этот день пермская ЧК приговорила их к расстрелу как заложников без предъявления каких-либо обвинений.
В арестном доме, в комнате, в которую их ввели, находилось еще восемь арестованных и более тридцати вооруженных красноармейцев. Глухой ночью всю партию забрал матрос и под проливным дождем куда-то повел – сначала по городу, а затем вдоль Сибирского тракта. Заключенные сами несли вещи, как вдруг конвоиры стали предлагать им помощь: видимо, каждый из них решил заблаговременно захватить «добычу».
Через несколько верст конвоируемые, повинуясь приказу, свернули с шоссе и пошли по проселочной дороге к ассенизационным полям. В этот момент Волков, догадавшись, куда их ведут, бросился бежать через лес. По нему дали два выстрела. Волков упал, и красноармейцы, решив, что выстрел попал в цель, прошли вперед. Спустя два месяца скитаний по лесам он вышел к линии добровольческих формирований и благодаря этому выжил.
Остальных привели к валу, разделявшему два обширных поля с нечистотами, поставили спиной к конвою, а затем прогремели выстрелы. Однако стреляли не все, экономя патроны. Большая часть конвоиров, как показала экспертиза, избивала людей прикладами по голове… С убитых сняли верхнюю одежду, а тела сложили тут же, в проточной канаве, лишь слегка присыпав землей.
Прошло полгода. 7 мая 1919 года, когда город временно был занят частями белой армии, удалось разыскать тела убитых заложников, и среди них – Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер.
…Это нелегко читать, и все же пусть говорит источник. Как свидетельствует Дитерихс, по данным судебно-медицинской экспертизы, «тело Е. А. Шнейдер находилось в стадии разложения… На теле обнаружена под левой лопаткой пулевая рана в области сердца; черепные кости треснули от удара прикладом… Тело графини А. В. Гендриковой совершенно не подверглось разложению: оно было крепкое, белое, а ногти давали даже розоватый оттенок. Следов пулевых ранений на теле не оказалось. Смерть последовала от страшного удара прикладом в левую часть головы сзади: часть лобовой, височная, половина теменной костей были совершенно снесены, и весь мозг из головы выпал. Но вся правая сторона головы и все лицо остались целы и сохранили полную узнаваемость».[61]
Анастасия Васильевна не прославлена на родине,[62] ее имени нет в Соборе новомучеников и исповедников XX века, она скромно покоится на кладбище в Перми где-то между Успенской и Всехсвятской церквами. 16 мая ее положили в общем деревянном склепе среди других соузников, принявших жестокую насильственную смерть без суда, без оглашения вины. Но кто знает, что было тогда предано земле – тело страдалицы, мощи святой? Чистая девическая душа – та, о ком с поразительной легкостью писали в светских изданиях, как о «посредственности, заполнявшей собой духовную пустоту царской семьи»… Претерпевшая до конца, никого не предавшая, не подверженная малодушию, в беде она открыла для других источник внутреннего душевного богатства.
Рекомендуемые источники и литератураАвгустейшие сестры милосердия / Сост. Н. К. Зверев. М.: Вече, 2008.
Дитерихс М. Убийство Царской семьи и членов Дома Романовых на Урале. Киев: Скифы, 1991. Ч. I.
«Быть совершенной женщиной»
Преподобномученица Великая княгиня Елисавета
20.10.1864–5(18).07.1918
Память 5 июля; в Соборе Екатеринбургских святых – 29 января; в Соборе Костромских святых – 23 января; в Соборе Московских святых – воскресенье перед 26 августа; в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской – воскресенье, 25 января или ближайшее после 25 января; в Соборе Санкт-Петербургских святых – 3-я Неделя по Пятидесятнице
Ее называли тонколикой княгиней. Ей посвящали стихи, ее портреты пытались писать лучшие художники, но ни один портрет, ни одна фотография так и не передали ее настоящего очарования. Художник Николай Каульбах, сделав множество набросков, пришел в отчаяние и сказал, что «совершенная красота недоступна кисти художника». У нее было безупречное чувство вкуса, свой неповторимый стиль. Всюду, куда приходила, она приносила аромат лилии. А свое жизненное призвание определила так: «Быть совершенной женщиной – это значит прощать все».
Великая княгиня Елизавета Федоровна Романова. Преподобномученица Елисавета. То, что не удалось передать в портретах, удалось воплотить на ее иконах.
Почему была она любима? Почему даже те, кто искал в ней изъян, вынуждены были «сдавать оружие»? Наконец, почему, когда у нее было отнято земное счастье, ее жизнь не обесценилась, а удивительная красота не померкла, напротив, именно в новом воплощении оказалась вознесенной на икону? Кто-то скажет: ей и не к чему было стремиться – любимица судьбы, она могла позволить себе быть беспечно-красивой по условиям рождения, по своему общественному положению. А между тем в ее жизни было немало горя, и важно как раз то, как принимала она испытания, смерть близких – то, чего не удается миновать никому. Немало на свете красавиц, немало знатных, состоятельных, но лишь единицы становятся святыми.
