У Соловьева было много энергии. Он продолжил «Ассу» двумя другими фильмами: «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви» и «Дом под звездным небом». Для этих картин Боря тоже писал музыку.
На одном из первых гребенщиковских концертов сидел малый лет шестнадцати, и когда кто-то спросил его, кто такой БГ, мальчишка ответил: «БГ — это бог, от него сияние исходит». Эту фразу потом Сергей Соловьев ввел в «Ассу».
Я не знаю, как ввели в обиход Борькины инициалы «БГ». Но мне кажется, что в СССР вообще было принято использовать в обращении инициалы. Поэтому такое обращение, как «БГ», воспринималось естественно. Уже потом стали возникать ассоциации вроде «БГ — Бог».
У Бори была интересная встреча с Вознесенским. У «Аквариума» был концерт в Москве в Доме искусства. У меня тоже была командировка в Москву, и я решила сходить на этот концерт. Толпа народу. Я пробиваюсь в вестибюль, билетерши кричат: «Уходите, уходите, сейчас милицию вызовем». Я кое-как попала внутрь и встретила в этот момент Артемия Троицкого. Я его спросила, в чем дело. Он объяснил, что за полчаса до начала позвонили из Министерства культуры и категорически запретили проводить концерт. Вдруг в вестибюль вошел Андрей Вознесенский со своими друзьями. Видимо, шел в ресторан и удивился этому столпотворению. Он уже знал про группу «Аквариум», но лично с Борей знаком не был. Боря спустился по лестнице, видимо откуда-то из гримерки, все на него накинулись с просьбами об автографах. Он начал их раздавать. Пробиваясь к выходу, он заметил Вознесенского, подошел к нему, что-то записал с его слов в записную книжку и продолжил раздавать автографы. Оказалось, что Андрей Вознесенский оставил Боре свой телефон и пригласил к себе на дачу. Так они познакомились и стали общаться. У Вознесенского на даче Боря познакомился с Алленом Гинзбергом, и они пели друг другу свои песни. Андрей очень ценил творчество Бориса, рассказывал о нем на Западе.
Потом Вознесенский позвонил мне и пригласил к себе на концерт. Оставил билеты на служебном входе. Я отправилась на этот концерт и сидела рядом с его женой Зоей Богуславской. Вознесенскому посылали записки. В одной из них спрашивалось, как он относится к современной музыке. Вознесенский ответил: «Есть замечательный композитор Борис Гребенщиков».
Драматург Славкин писал в 1988 году: «Пришла свобода, но мы все опоздали. И все мои пьесы про это — дом построен, но нам в нем уже не жить. И я с завистью смотрю на Гребенщикова, когда он идет по сцене. Он успел». Действительно, Борю в 1980-м вышвырнули отовсюду, но уже в 1981-м открылся рок-клуб, и появилась возможность заниматься любимыми делами легально.
В 1987 году Боря уехал в Америку. CBS заключила с ним контракт сразу на несколько пластинок. Директор этой компании сказал Боре, что хочет, чтобы Америка полюбила его музыку. Боря в США жил в течение целого года, они записывали альбом с Дейвом Стюартом. Я потом общалась с мамой Стюарта, она мне рассказывала, как Дейв начинал свою музыкальную карьеру с того, что пел на улице и в метро. А теперь у него шикарные дома в Англии и Америке, своя огромная студия в здании собора в Лондоне.
В моей жизни было несколько моментов, когда я обращалась за помощью к Богу. Сначала просила билет, потом мужа, в третий раз я обратилась к Нему в тот момент, когда Боре нужно было вылетать в Америку. В горкоме Ленинграда ему не давали характеристику, обязательную для выезжающих за рубеж. Необходимо было добро на выезд от министра культуры СССР. Боря полетел в Москву, в аэропорт Шереметьево, уже имея билеты в США. Но в одиннадцать вечера он позвонил мне и сказал, что разрешения на выезд ему не дали (министр культуры сказал, что категорически возражает) и он летит обратно домой. Тогда я вновь обратилась к Богу, попросила, чтобы Бореньку из страны все-таки выпустили. В два часа ночи нам домой позвонили из Министерства культуры и сказали, чтобы Гребенщиков летел обратно в Москву. Им позвонили из ЦК партии и приказали немедленно его выпустить. Боря как раз в это время прилетел назад в Ленинград, позвонил мне из аэропорта, я ему передала радостную новость, и он вновь улетел в Москву, чтобы уже в 7 утра сесть на самолет и отправиться в Соединенные Штаты. Мне тогда очень понравилась эта быстрая связь Всевышнего, услышавшего мои молитвы, и ЦК партии.
В Америку Боря прилетел в своей плохенькой белой дубленке, которую бабушка купила ему на барахолке. Мы бедные были. В таких дубленках в СССР ходили милиционеры. Его американский агент, встретив Борю в аэропорту, сразу же снял с него эту позорную вещь и сказал: «Для начала мы купим тебе пальто».
В Америке Боря познакомился с Дэвидом Боуи. В то время, когда Боря только прилетел в США, Боуи отдыхал где-то на островах. При этом ранее он уже слышал «Red Wave». Узнав, что в США приехал Гребенщиков, он прервал свой отдых и прилетел к Боре, стал водить его по ночным клубам Нью-Йорка, знакомить со многими деятелями американской культуры. Боуи хотел сделать с Борей какую-то совместную пластинку, однако это почему-то не произошло.
У Бори была масса поклонниц. Я на одном из его концертов увидела, как ребята в зале шушукались между собой: «Вот она, вот она…» Оказалось, что это дочь министра. Она, по словам этих сплетничающих ребят, приезжала на каждый концерт Бори из Москвы и каждый раз дарила ему коллекционные розы. Причем она их не вручала, а клала каждый раз до выступления перед микрофонной стойкой. Или же шла к квартире на улице Софьи Перовской и оставляла цветы под дверью.
Боря говорил, что фанатки ему очень надоедают. Поэтому он старался все свое время с утра до ночи проводить в группе.
Боря женился во второй раз, на своей подруге Людмиле, года через четыре после рождения их совместного ребенка — моего внука Глеба. Я помню, как Боря с Людой регистрировали свой брак, а Глеб важно стоял рядом с регистраторшей.
Люда изначально была девушкой Севы Гаккеля, виолончелиста «Аквариума», а потом стала Бориной женой. Сева сказал: «Счастье друга мне дороже». Люда работала машинисткой в роно и у нее была комната, где они с Борей начали жить. Они весело жили. У них на кухне постоянно собиралась компания Бориных друзей. Я как-то раз пришла к Боре в гости и вдруг увидела, как с крыши в окно со словами «Я Карлсон, который живет на крыше» залез Сергей Курехин. За ним в окно пролезли какие-то американцы.
После того как Боря стал официально давать концерты, у него появилось достаточно денег. Плюс рок-клуб выделил Боре трехкомнатную квартиру на улице Белинского и студию на знаменитой Пушкинской, 10. Из Америки Боря привез деньги, на них они с Людой шикарно отделали эту квартиру. Боря постоянно разъезжал по стране, часто брал вместе с собой жену. После каждого концерта устраивался банкет, музыканты много выпивали. И, ведя такой образ жизни, Люда начала серьезно пить. У нее была плохая наследственность — ее мать тоже была алкоголичкой, поэтому Люда росла в детском доме. Ее постоянно все жалели. И мне кажется, что именно эта жалость, вызываемая в мужских сердцах, была ее главным орудием обольщения.