class="p1">Мы готовили концентраты и щедро сдабривали их глутаматом натрия.
Далее заказывались карты маршрутов, Тая их составляла, и я проставлял точки. Что еще? Подписи к фотографиям, подписи к шмуцам, подписи к картам. Адреса достопримечательностей, телефоны музеев, ресторанов, отелей и магазинов, часы работы, адреса сайтов, стоимость билетов (взрослым, детям и студентам), стоимость экскурсий. Каждой достопримечательности необходимо было присвоить какое-нибудь количество звездочек, чтобы обозначить ее место в рейтинге интересности. То же с ресторанами и отелями.
И как тут ни старайся, многие вещи приходилось делать наугад, поскольку Маша уже подгоняет, автор не знает, интернет умалчивает.
Я вел читателей по нехоженным мной, неполюбленным и часто неинтересным мне пространствам, советовал им, какие стоит привезти из поездки сувениры, какие рецепты местной кухни стоит освоить, что заказать в ресторанах и куда сводить детей. Я был скучающим экскурсоводом по целому миру. Моя любимая не может теперь затащить меня ни в один тур, я устал от достопримечательностей, я не хочу видеть каналы Амстердама и озеро Севан в Армении, творения Гауди в Барселоне или замки Луары. Я стал невосприимчив к культу поклонения туристическим святыням и новым местам. Говорят, что работники колбасных цехов, на глазах у которых совершается таинство мясопереработки, часто не употребляют в пищу сосиски и колбасы.
Затем главный редактор требовал что-то добавить, а что-то сокращал. Толстые пачки бумаги летели в корзину, и книгу переверстывали.
Главный редактор был ухожен и молод, держался уверенно. Но он был всего лишь очередным за последнее время в нашем журнале.
Новый дизайн, слова-вспышки, яркие цветовые пятна. Большие цифры. Цифры считываются легко и быстро. Двенадцать лучших… восемь самых вкусных… пять новых… Это напоминало цитаты из средневекового тибетского медицинского трактата «Чжуд-Ши». Заслуженный журнал с полуторавековой историей и путеводители стараниями главного редактора выглядели настолько современно, были настолько грамотно сделаны, что нащупать их взглядом в киосках печати или книжных магазинах было невозможно среди таких же ярких и профессионально исполненных обложек. Забавно, когда старики выглядят по-молодежному и шарят в трендах современной моды, но любим мы их не за это.
За главреда я тоже стыдился, опускал глаза, чтобы не видеть, как он, такой свежий и стильный, в таких узких брючках и в таком большом кабинете с прозрачными стенами ведет доверенный ему корабль к неминуемому и неизбежному, при этом отдает какие-то команды, вырабатывает новые стратегии, чувствует себя профессионалом. Нельзя, конечно, стыдиться за свое начальство и жалеть его, это оскорбительно выглядит, но такой уж я. И поэтому главред всегда смотрел на меня с некоторым сомнением: работу вроде делает хорошо, но мутный.
На меня и прошлый директор мой, в том, прежнем издательстве, для которого я ездил по стране и составлял путеводители, тоже часто поглядывал с сомнением.
Я легко к ним устроился тогда, в прежнее мое издательство, – я всегда легко устраиваюсь на работу и произвожу на людей хорошее впечатление. Мне кажется, что алкоголики в большинстве своем очень милые и симпатичные люди, им по незнанию можно легко довериться.
Со мной поговорили директор и главный редактор, задали несколько вопросов, дали задание сделать пробный маршрут по одному из городов Золотого кольца. Я справился быстро и качественно. И ездить далеко не нужно было – Сергиев Посад под боком, час на электричке из Москвы.
Мне понравилось – я обошел с камерой и штативом вокруг лавры, посетил заодно Музей игрушки, поснимал виды. Побродил и внутри монастыря. Теплый сентябрьский денек, пышные, хорошо поднявшиеся на осенней закваске пирожки облаков по небу, в кофре пара баночек «Золотой Бочки». Белый шатер Зосимы и Савватия Соловецких на фоне синего неба, вообще много белого и золотого на синем фоне, купола, флюгера, паломник с бородой, кормящий голубей у ворот. Сгонял даже на автобусе к Черниговскому скиту, наснимал красного, кирпичного с золотым на синем, опять же, фоне и на фоне желтеющей листвы, прошелся по дорожке, выстланной могильными плитами. Есть там такая.
Хорошая работа – путеводители составлять. А написать текст – так все же мы в институте курсовые писали, только с интернетом это стало гораздо проще.
Шел обратно к остановке от Черниговского скита мимо серой панельной трехэтажки в окружении гаражей и веревок с сушащимся бельем. Рядом – заброшенные корпуса какого-то цеха. На плече кофр со сменными объективами, в руке штатив, с шеи свисает камера. На лавочке у гнилой песочницы двое в трениках, олимпийках и нечищеных туфлях.
– Стой, сука.
Начали вставать и подыскивать слова. Встали, наконец. Не пьяные, просто очень усталые. Каждое действие взвешивается – взвешивается нужность этого действия, выгодность, перспективность. И, по большому счету, если философски глянуть на любое действие, то его тщетность и суетность так выпукло выступают, что ужас охватывает и отчаяние.
Постояли, махнули рукой. И сели обратно. Мир не изменить, не улучшить. И я тоже дальше молча пошел по своим делам. Так вот и разошлись. Я и не думал, что очень скоро и сам стану экономить любое движение и бороться с тщетой любых усилий.
И я стал ездить. Сначала по Золотому кольцу. В свое Золотое кольцо я включил побольше маршрутов, не стал экономить на городах. Дней десять жил в Ярославле, в пустовавшей квартире профессора-филолога, который отдал мне ключи, бродил по самому Ярославлю и по городам вокруг него: по Костроме и Тутаеву, Рыбинску и Ростову. Потом ночевал в тихой, впавшей в беспамятство Нерехте, скрипел снегом в пустом зимнем Угличе, где все хозяева музеев радовались в несезон любому посетителю. А уж автору путеводителя и вовсе оказывали душевный прием. Надолго задержался в Музее водки, где быстро нашел общий интерес с его устроителем.
Я встречал красный морозный рассвет с бутылочкой коньяка в Муроме, грел пиво за пазухой в Юрьеве-Польском, где не было даже гостиницы, закусывал водку огурцами над левитановским вечным покоем у Воскресенской церкви в Плесе. От вечного покоя и мартовского солнышка меня тогда страшно развезло, но к ночи я уже был в Иванове. В Суздале я громко пел с каким-то человеком в санях, в которых катают туристов.
Увлекся ночной съемкой. С собой берешь плоскую бутылочку дешевого коньяка, а что-нибудь поосновательнее терпеливо ждет тебя в гостиничном номере. Ждет, когда ты вернешься с трофеями на карте памяти в фотоаппарате, скинешь куртку и завалишься на кровать просматривать снимки. И вот ты бродишь в темноте по древним земляным валам Переславля-Залесского или по снежным мостовым Гороховца, в которых весенние ручьи проточили глубокие ущелья. В одно из ущелий, глубиной гораздо выше колена, я все же угодил, поскользнувшись и
