Позже Владимир в этом спектакле стал играть роль Летчика. Предоставим возможность рассказать об этой работе самому актеру:
«…В этом спектакле сразу проявилась линия театра на поэзию и музыку. А именно — Брехт вместе с драматическим текстом одновременно написал еще несколько зонгов — песен. Можно было и читать их просто со сцены, а можно было и исполнять. И мы пошли по второму пути. Слуцкий перевел брехтовские зонги…, а музыку на эти зонги написали актеры нашего театра Хмельницкий и Васильев. И в этом спектакле музыки очень много. И она использована по-разному и, на мой взгляд, удивительно. Так органично, так к месту, что даже мне кажется, что эта музыка играет в этом спектакле роль декораций, потому что в этом спектакле, как и во многих других наших постановках, почти нет декораций. В этом спектакле есть сзади стена, такая серая стена дома, два тротуара и больше ничего… Так что все внимание зрителей сосредоточено на внутренней жизни персонажей. А персонажи — каждый из персонажей имеет свою основную центральную песню, которая звучит всякий раз не просто так… Знаете, у нас привыкли так: разговаривают-разговаривают, как в оперетте… и вдруг запели.
…Я в этом спектакле играю роль безработного летчика, который в самом начале пьесы пытается повеситься, потому что остался без работы. Денег у него нет, а ему нужно дать взятку, для того, чтобы устроиться снова на работу. Дело происходит не у нас, а у них. Поэтому у них взятки дают, чтобы устроиться на работу. И он встречает там девушку.
Эта девушка обещает достать ему денег. И вот движется, движется действие, — и вдруг в конце второго акта выясняется, что все лопнуло, что он не сможет устроиться, никогда не сможет летать. И он уже почти до слез, до крика и хрипа доходит. Выгоняет всех гостей со свадьбы. Кричит зрителям, что «вы все получите, что хотите, только в день святого Никогда». И тогда уже больше невозможно говорить, и я пою песню, которая называется «День святого Никогда».
В этот День берут за глотку Зло!
В этот День всем добрым повезло —
И хозяин и батрак вместе шествуют в кабак,
В День Святого Никогда
тощий пьет у жирного в гостях.
Речка свои воды катит вспять.
Все добры — про злобных не слыхать!
В этот День все отдыхают и никто не понукает,
В День Святого Никогда
вся земля, как рай, благоухает.
В этот День ты будешь генерал — ха! ха!
Ну, а я бы в этот День летал!
Банк уладит все с рукой. Ты же обретешь покой,
В День Святого Никогда
женщина, ты обретешь покой!
Мы уже не в силах больше ждать,
Потому-то и должны нам дать,
Людям тяжкого труда, День Святого Никогда,
День Святого Никогда —
день, когда мы будем отдыхать!
Вскоре после обновления Театра на Таганке остро встал вопрос о репертуаре. «Добрый человек из Сезуана» игрался по 20 раз в месяц, что было тяжело как для актеров, так и для зрителей. Ю. П. Любимов обратился к поэзии и вскоре родилось несколько спектаклей: «Антимиры» (по стихам и с участием А. Вознесенского), «10 дней, которые потрясли мир» (по книге Д. Рида), «Павшие и живые». В процессе работы над этими постановками у Владимира Высоцкого складывалась особая манера чтения стихов — на одном дыхании, с выделением неожиданно глухих согласных; чувствовалось, что читает стихи поэт. Назначая его на ту или другую из ранних ролей, Любимов словно приглашал Владимира быть не просто лицедеем, паяцем, комиком на сцене, но и соавтором, через песню, через исполнительство, благодаря чему возникло удивительное переплетение песен Высоцкого с содержанием его ролей. В «Антимирах» он не меньше пяти раз появлялся на сцене, не считая участия во всех общих музыкальных номерах спектаклей. Специально для Владимира Высоцкого Вознесенский создал стихи, которые называются «Песня акына», и тот, положив их на музыку, пел «Песню» в «Антимирах», а затем — на концертах. Актер В. Смехов вспоминает, как вместе с Высоцким они играли в Театре на Таганке фрагменты из поэмы Вознесенского «Оза»: «Общий на двоих эпизод… принес нам много радости. И то, что мы превратили в свой маленький театр, и то, что за 5 минут удавалось стихами и в лаконичных мизансценах внятно объясниться в любви и в ненависти. И вместе с тем было немало удовольствий от дурачества, сарказма, — собственно, от актерства. Я в конце эпизода, читая «под Андрея», изображал какого-то романтического долдона, трепетал и звал партнера в заоблачные выси. Володя укладывался возле меня с гитарой и творил в миниатюре образ отпетого циника. Он то укоризненно, то гневно, а то и философически нежно прерывал мои рулады своим кратким: «А на фига?» И зал падал со стульев».
В спектакле «10 дней, которые потрясли мир» Владимир Высоцкий был занят во многих интермедиях и массовках, как, впрочем, и другие актеры. Обратимся снова к его выразительному рассказу:
«…Несколько слов о спектакле «10 дней, которые потрясли мир». Это наша классика. Люди даже недоумевают, когда приходят на этот спектакль. Известно, что революция — это праздник угнетенных и эксплуатируемых, и поэтому мы сделали этот спектакль как действительно праздничное зрелище. Еще на улице на гармошках, на балалайках играют наши актеры в форме революционных солдат и матросов. А у нас рядом ресторан «Кама». Оттуда выходят подвыпившие люди, они присоединяются к нам, танцуют… Может, думают, пропустили какой-нибудь праздник престольный — Бог его знает. Потом они понимают, в чем тут дело, что это совсем другое. В театр их не пускают, но они рвутся тоже пройти в театр. Когда вы входите в театр, там стоят люди со штыками и накалывают билеты на штык, пропускают вас. А в фойе за пирамидами винтовок мы поем частушки, песни, вам прикалывают красные бантики девушки в красных косынках. Плакаты висят времен революции, музыка играет. Еще в фойе, еще не вошли в зрительный зал, а уже вы введены в курс дела: сегодня мы хотим, чтобы у вас было хорошее настроение. Мы поем частушки, они заканчиваются так:
Хватит шляться по фойе,
Проходите в залу.
Хочешь пьесу посмотреть,
Так смотри сначалу!
Все вздыхают облегченно, думая, что вот сейчас-то и начнется самое главное… Безобразие кончилось, откинемся на спинку кресла и отдохнем. Но не тут-то было. Выходит рабочий, матрос и солдат, стреляют в воздух; огонь, пахнет порохом… У нас театр маленький, слабонервных людей выносят… Вот, и потом начинается действительно оправдание афиши: «Представление с буффонадой, пантомимой, цирком и стрельбой». Все это присутствует, — вас не обманули. У нас есть большая пантомимическая группа. Многие из нас занимаются акробатикой, приобретают всякие цирковые навыки. У нас многие поют, многие играют на инструментах, даже на нескольких инструментах… В спектакле тридцать две картины, абсолютно по-разному разрешенных. Там есть элементы кукольного театра, кинематографа и реалистического театра, и балета и пантомимы — все это один за другим, калейдоскоп картин. Двести ролей. Все мы играем по нескольку ролей сразу — во многих наших спектаклях, так что иногда думаешь: «Что сейчас надевать?» — когда восемь ролей я играю в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир». Я играю Керенского, потом матроса-часового у Смольного, потом — белого офицера, потом пою зонги, потом — «отцов города», потом анархиста…»
