Кастро не намеревался вести войну почти полностью на сельской основе, да и крестьяне Сьерра-Маэстры не являлись типичными для кубинских деревень. Тем не менее пока кампания против Батисты постепенно перебазировалась в Сьерру, возник новый миф о крестьянском восстании и силе деревни, что явилось подоплекой будущей правомерности революции и влияния мирового левоцентризма. В свете новой версии об общественности деревни, напоминающей взгляды «народников» и китайских коммунистов и ясно выраженной прежде всего Че Геварой, город представлялся как источник коррупции, в то время как отчасти идеализированное крестьянство заменило городской пролетариат как революционный класс Кубы. Война в Сьерре в любом случае не может описываться только как крестьянская война. Руководители партизан были городскими людьми, хотя они и приняли символический облик данной местности, и многие из их состава были добровольцами, рекрутированными из городов для Движения 26 июля. Городские подпольные группы усиленно взялись за диверсии, агитацию и идеологическую работу в поддержку военных кампаний в горах; согласно некоторым подсчетам, во время борьбы против Батисты было проведено более 30 000 актов диверсии. Однако, как позже писал один из бывших партизан, покинувший Кубу после того, как она стала равняться на Москву: «Команданте и двенадцать его последователей и были самой революцией, не городской, а тайной войной, Движением 26 июля, забастовками, бойкотами людей во время выборов Батисты. Революцию сделали герои, но не люди»[59].
Двухлетняя кампания, которая, наконец, привела к поражению режима Батисты, означала постепенное перемещение от первоначального плана, сочетавшего диверсии, партизанскую деятельность и агитацию в городах, к стратегии полномасштабного сражения с регулярной армией. Способность бунтовщиков отражать нападения военных соединений не только подрывала моральное состояние солдат, но и усиливала веру в то, что армию можно поразить военными средствами. Как только партизанские силы укрепили свое влияние в горах, центр оппозиции Батисте все в большей степени становился свободной зоной в Сьерре. На изменение центра повлияли две вещи: относительный спад акций против Батисты в городе и умелая радио- и пресс-кампания, проведенная Кастро из его расположения в горах.
Кроме Движения 26 июля, другие силы пытались свергнуть режим. В марте 1957 года студенческая подпольная организация «Директорио Революсионарио» совершила попытку устранения Батисты путем нападения на Национальный дворец. Они были отброшены и многие впоследствии погибли, включая известного студенческого лидера Хосе Антонио Эчевериа. В мае партизанская экспедиция, финансируемая экс-президентом Прио, высадилась на северном побережье Ориенте, но была предана крестьянами и уничтожена. В сентябре некоторые офицеры и моряки с военно-морской базы в Сьенфуэгосе устроили мятеж, который должен был явиться частью общеостровного переворота, направленного против Батисты, под началом вооруженных сил. Отдельные мятежи были с легкостью разбиты силами, верными режиму. Эти безуспешные акции послужили росту статуса Кастро как главного противника диктатора.
Убеждение было усилено проводимой со Сьерры пропагандистской кампанией. Еще со студенческих времен Кастро узнал о достоинстве использования средств массовой информации для привлечения внимания к своим идеям. Он был также осведомлен о возможностях агитации, предлагаемых радиовещанием, от своего давнего учителя Эдди Чибаса. Меньше чем через десять недель после высадки на Гранма он устроил рекламный трюк, прославивший его больше, чем любое военное сражение. Под его руководством организаторы Движения 26 июля привезли в Сьерру журналиста «Нью-Йорк Таймс» Герберта Л. Мэтьюса, готового взять интервью у Кастро, который был объявлен убитым. Имея только девятнадцать человек, осторожной постановкой управления и талантливым влиянием на некоторых своих последователей Кастро удалось произвести впечатление, что он контролирует широкую область в горах и имеет под руководством значительное число людей. Статья Мэтьюса, опубликованная в «Нью-Йорк Таймс» и позже перепечатанная прессой на Кубе, где недавно была усилена цензура, произвела сенсацию, не в меньшей мере потому, что в ней сила Кастро признавалась непобедимой.
Другим важным изменением в радиовещании являлось установление новой радиостанции весной 1958 года, когда повстанцы уже контролировали широкую область в Сьерре. Радио «Ребелде» оповещало о новых масштабах партизанской войны. Кастро использовал ее радиоволны с большим эффектом для передачи своей программы реформ, а регулярные сводки новостей, характерные для радиопередач, давали аккуратные добросовестные репортажи о военных сражениях, полностью противоположные триумфальным фантазиям средств массовой информации, выступавших на стороне Батисты. К концу кампании радио «Ребелде» по популярности соперничало только с музыкальными радиостанциями[60].
Через год после высадки силы Кастро руководили Сьерроа-Маэстрой. Расположенная внизу армия попыталась устроить осаду, но поток связных, оружия, рекрутов в месторасположение партизан и обратно в город проскальзывал через армейские патрули без особого усилия. Кастро объединился с самым известным организатором Движения в Ориенте Селией Санчес, которая стала его товарищем и личным помощником с тех пор и до самой ее смерти в 1980 году. В Сьерре бунтовщики устроили элементарные больницы, мастерские для производства легкого оружия, амуниции и снаряжения из колеи, а также организовали издательство в дополнение к радиостанции. На этой стадии армия, уязвленная мелкими поражениями, решила не делать военные вылазки на территорию повстанцев, чтобы продержать нелегкое затишье.
Однако возникли разногласия между Кастро и руководством Движения 26 июля на остальной части острова, так называемыми «льяно», которые в большинстве образовали Национальный директорат. Новая стратегия Кастро заключалась в расширении партизанской войны на другие части острова, из деревень осаждая города, а всеобщая забастовка станет финальным ударом, который и сбросит Батисту. Хотя городские диверсии и гражданская агитация до сих пор играли важную роль, главной функцией «льяно», с точки зрения Кастро, должна была стать служба партизанам[61]. Руководители Движения вне Сьерры, наоборот, до сих пор цеплялись за стратегию городского восстания и всеобщей забастовки как главного способа свержения Батисты. Кастро неоднократно жаловался на то, что их сдерживала нехватка оружия, в то время как организаторы «льяно», как считал Гевара, проявили признаки «несомненного противостояния «каудильо», опасаясь существовать вместе с Фиделем и военными фракциями, представленными нами, людьми в Сьерре»[62]. Хотя блестящий организатор Движения 26 июля в Ориенте Фрэнк Пайс и показал полную веру в Кастро, он все же тайно подготовил реорганизацию движения, централизовав командование в руках нескольких руководителей и установив новые гражданские фронты без консультаций с Кастро[63]. Идее о том, что рабочие самопроизвольно выйдут на забастовку против режима, был дай толчок убийством полицией Фрэнка Пайса в августе 1957 года. Забастовки протеста протянулись от его родного города Сантьяго до провинции Камагуэй и Лас-Вильяс, принуждая правительство приостановить конституционных прав. Это являлось свидетельством тесных связей, соединявших Движение в Ориенте со многими секциями рабочих в восточной части острова. Но рабочие западной Кубы, особенно в провинции Гаваны, где была сконцентрирована большая часть рабочей силы, не присоединились к акции. Это неудивительно, так как Пайс был там почти не известен, но событие позволило выявить более радикальные традиции рабочего движения на востоке Кубы. Как бы то ни было, испытание в виде забастовок в августе 1957 года и оптимистические доклады о настроении среди рабочих воодушевили Кастро на призыв к повсеместной всеобщей забастовке весной 1958 года. В речи на радио «Ребелде» после августовской забастовки Кастро сказал: «Стихийное восстание, последовавшее за убийством нашего товарища Фрэнка Пайса не побороло тиранию, но оно указало путь к организованной забастовке»[64].
