нет.
Ельцин был настоящий сибиряк. Дородный. Статный. С цельным крутым характером, но в то же время с добрым и мягким сердцем. Умел дружить и умел дорожить дружбой. Не прощал вранья и предательства. О нем много говорилось как о любителе выпить. Но какой русский не пьет?! Ельцин умел пить и выдерживал нагрузки. Лично я никогда не видел, чтобы, перебрав лишку, он терял разум или переходил на резкости.
Главное – он никогда не забывал об интересах России.
Ельцин меня уважал, считался со мной. Одно из доказательств – награждение меня высшей наградой России – орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Чтобы лично вручить орден № 3, он специально приехал в Алматы. За этим тоже стоит небольшая, но дорогая моему сердцу история. На тот момент Ельцину уже сделали операцию на сердце. Планировалось, что, совершив официальный визит в Узбекистан, на обратном пути он специально заедет в Алматы. Но в Ташкенте он почувствовал себя плохо, и люди из свиты посоветовали: «В таком случае Вам не стоит ехать в Алматы, вернемся сразу в Москву». Ельцин категорически отказался: «Эту награду должен вручить я». Когда в аэропорту Алматы я встречал его с почетным караулом, он шепнул мне: «Придерживай меня под руку, сил нет». А когда рассаживались в кортеж, чтобы ехать в резиденцию, он отвел меня в сторонку и попросил: «Не оставляй меня на ночлег. Отправь в Москву. Самочувствие не ахти». Как же мне забыть о таком его мужестве и такой верности данному слову? Замечательных человеческих качеств в нем было немало.
Александр Бовин в книге воспоминаний писал: «Я иногда сравниваю Горбачёва с Ельциным. Первому можно предъявить много претензий, но все-таки он вошел в историю как человек, давший нам свободу, сломавший огромного тоталитарного монстра. И этим самым, что бы дальше ни было, “памятник себе воздвиг нерукотворный”. Что же касается Ельцина, то, если он ничего не доведет до конца, войдет в историю как человек, “распустивший” Советский Союз. Как разрушитель державы. Великой державы».
Сошлюсь и на следующие слова.
«В вакуум, возникший в результате краха советского государства, проникли структуры организованной преступности, которые распространили свои щупальца по всему миру. Ельцин разрушил старую систему, однако не смог построить новую. Он не сумел установить хорошие рабочие отношения с Думой – парламентом России отчасти потому, что по характеру не был склонен к компромиссам, а отчасти потому, что в Думу входило много людей, тосковавших по старому или столь же репрессивному новому порядку, основанному на экстремистском национализме» – эти слова, сказанные Биллом Клинтоном, весьма правдивы. Для Ельцина не существовало золотой середины. Либо вперед, либо назад. Он бросался из крайности в крайность. Если брался за дело, то засучив рукава, если говорил, то бесконечно и яростно, если пил, то много и до конца. Травил крепкое от природы здоровье алкоголем, не знал покоя даже с помощью обезболивающих лекарств. Иногда случались ситуации, выходящие за все рамки.
В 1990 году мы собрались в Москве на встрече глав государств. На той встрече Ельцин присутствовать не смог, «болел» на даче. На следующий день я сам поехал в Завидово. Борис Николаевич, завернувшись в шубу, ловил рыбу на берегу озера. В полном одиночестве. Мне даже жаль его стало. Его основная проблема заключалась в том, что врачи запретили ему употребление алкоголя. Ельцин попросил меня сходить в гостевой дом, где я остановился, и заглянуть в холодильник… Что сказать, вечер перерос в дружескую вечеринку… Я видел, Борис Николаевич отходит от управления страной. В своей книге «Президентский марафон» Ельцин писал: «Почувствовал, что алкоголь действительно средство, которое быстро снимает стресс», «Я помню, что тяжесть отступила после нескольких рюмок. И тогда, в этом состоянии легкости, можно было и оркестром дирижировать». Здесь он очень иронично рассказывает об известной ситуации в берлинском аэропорту.
Иногда он становился похожим на ребенка. «Сильный я человек или слабый? В острых ситуациях, как правило, сильный. В обычных – бываю вялым… Бываю и вообще непохожим на того Ельцина, которого привыкли видеть. То есть я могу сорваться, как-то глупо… по-детски…» – пишет он сам.
Мог на пустом месте упереться и поднять шум. Однажды глава Узбекистана И. Каримов, позвонив мне, попросил приехать. На мой вопрос «Что случилось?» сказал: «Едет Ельцин с официальным визитом. Я не могу с ним разговаривать. Поссорюсь с ним. Тебя он уважает. Приезжай, помоги». Но это ведь соседнее государство. Будет не совсем удобно приезжать вместе с ним, ответил я. Он настоял. Я поехал в Ташкент. После вечернего приема решили поплавать в бассейне. И. Каримов первым нырнул и какое-то время находился под водой. Получилось, что он своим действием как будто приглашал посостязаться, кто сумеет дольше пробыть под водой. Ельцин в таких случаях мигом загорался. Он нырнул и залег на дне бассейна. Охранники стали поглядывать на часы и считать. Прошла одна минута, пошла вторая. Начальник охраны Коржаков сказал: «Если не вытащить его, он может умереть в этом бассейне». Так и сделали. То, о чем я говорю, – одна из характеристик Ельцина. Он никого не терпел у себя на пути.
Был человеком твердого слова. По-особенному великодушным. Иногда, задетый за самолюбие, мог даже перебрать. Помню, свой крутой нрав он проявил при решении такой сложной проблемы, как разделение Каспийского моря. Об этом в одной, написанной обо мне книге говорится так: «Еще одна такая словесная пикировка относится ко времени определения пограничной линии между двумя государствами в акватории Каспийского моря. Как известно, раздел Каспия дался нашим государствам нелегко. И при этом вряд ли разумно искать виноватых. Ведь в конечном счете каждый глава государства думает о собственном народе и защищает интересы своей страны. Отсюда и все споры.
К чести Бориса Николаевича, выслушав все за и против и придерживаясь ранее достигнутых договоренностей, он, как говорится, вполне созрел для принятия справедливого, взаимоуважительного и добрососедского решения по каспийскому вопросу. Но перед самым заключением договора министры, оказавшись наедине с ним, начали разубеждать Ельцина, отговаривая его от подписания и предлагая повременить. Так над и без того сложным вопросом нависла угроза затянуться еще туже и на еще более длительное в своей неопределенности время.
По словам участников тех переговоров, вот здесь-то и проявилась в очередной раз находчивость Нурсултана Абишевича:
– Борис Николаевич, почему мы должны идти на поводу у своих министров и помощников? Ведь их обязанность – вносить предложения. А окончательное решение должны принимать мы – президенты!..
Судя по всему, эти слова задели Ельцина за живое.
– Все! Хватит разговоров! Решено! – сказал Борис Николаевич,
