пип…» – всё настойчивей тревожит он.
«Пип! Пип! Пип!» – узнаёшь ты, наконец, сигнал будильника.
Я открыл глаза и отбросил одеяло, пытаясь вспомнить, где нахожусь.
Поднялся. Умылся.
Сгрёб вещи с тумбочки в рюкзак. Открыл дверь, вышел на парковку и сунул ключ в замок зажигания.
Машина не завелась.
Из магазина напротив показался тип с телевизором в руках. Он суетливо перебежал на другую сторону и скрылся за аптекой.
Я вышел на улицу.
Всюду раздавались крики и звон витрин. Царил жуткий кавардак.
Толпы мародёров вычищали магазины.
Огромная тётка, пробивая локтями дорогу, волокла из разбомбленного минимаркета микроволновку. Куча тряпок шлейфом тянулась за ней. На перекрёстке в хаосе столкнувшихся машин метались люди. На капоте мужик с двустволкой палил в воздух.
– У меня машина не заводится! Что происходит? – проорал я ему.
– Повсюду нет электричества! Даже в аккумуляторах! – закричал он в ответ. – Нет связи. Телек и радио молчат. Телефоны не работают. Час назад город накрыла какая-то медуза. Нас атакуют!
Я посмотрел вверх. От прозрачного купола в небе отделилась каплеобразная субстанция, словно плюнули, и, прочертив в небе косой след, взорвалась в паре кварталов неподалёку. Там стал расстилаться белёсый дымок и послышался жуткий вынимающий душу глухой стон сотен людей.
– Дева Мария! Это конец! – прокричал мужик и выстрелил в небо, там сверкнула рикошетная искорка.
– Это полный: «Пип-пип-пип!» – заверещал он в ужасе.
«Пип… пип… пип…» – тревожно нарастало отовсюду.
«Пип! Пип! Пип!» – узнал я, наконец, сигнал будильника.
Открыл глаза и отбросил одеяло. Сквозь жалюзи пробивалось солнце.
Поднялся. Умылся.
Сгрёб вещи с тумбочки в рюкзак. Открыл дверь, вышел на парковку и сунул ключ в замок зажигания.
Машина не завелась.
Похоже, я забыл выключить салонный свет на ночь. Аккумулятор сел. Доброе утро!
На соседнем парковочном месте стоял старенький «Ниссан». Водителя внутри не было. Поодаль одиноко торчал хромированный «Харлей».
Я перешёл дорогу и толкнул дверь магазина.
Над головой звякнул колокольчик. Продавец на стремянке под потолком бросил короткий взгляд и продолжил ковыряться в проводке. Карманы джинсовой безрукавки оттопыривались по бокам. На пухлом лице обильно курчавилась рыжая борода. «Харлей» был, видимо, его.
– Вы случайно не знаете владельца синего «Ниссана», там во дворе? – обратился я к нему.
Продавец достал из кармана ножик и принялся счищать с проводов изоляцию. Пройдясь меж рядов с чипсами, я повернул к стойкам с кофе, глянул на журналы и, оказавшись под стремянкой, чуть громче повторил свой вопрос.
Бородач не спеша покрутил провода, положил ножик обратно в карман, отряхнул руки и, оглядев зал, заорал:
– Ей, парни! Кто на синем «Ниссане»? Вас тут какой-то хрен разыскивает!
Я живо порыскал головой между проходами. Магазин был абсолютно пуст.
– Ты видишь здесь хоть одного чёртового японца? – он свесил бороду, глянув на меня, и снова вернулся к проводке.
Я почесал затылок, не зная, как реагировать.
– Где у вас тут туалет? – спросил я.
– На втором этаже, – бросил бородач. – Лифт там, – указал он на широкую дверь в закутке и продолжил заправлять провода под потолочную панель.
Я поспешил к двери и, отворив её, уставился на пожелтевший толчок.
– Здесь же нет лифта… – вспомнил я, что магазин одноэтажный.
– А ты срать пришёл или на лифте кататься? – ворча, он стал спускаться вниз.
То ли настроение у него с утра не заладилось, то ли он так его себе поднимал.
– Синее ржавое корыто принадлежит долговязой стерве из пончиков, – наконец, смилостивился он.
В глубине магазина за стеклянной дверью, которая открывала проход в кафе, витали умопомрачительные ароматы. К хорошо прожаренному кофе там подавали аппетитные пышные пончики, обсыпанные сахарной пудрой, которые тут же и пекли. На раздаче суетилась длиннорукая владелица «Ниссана».
– Тебе нужен джек-старт? – задумалась она, услышав о проблеме. – У меня нет проводов. Мой парень может привезти, он тут близко, если на работу ещё не уехал.
Через пять минут на старом раритетном «Мустанге» прикатил лохматый мужик, инженер с соседней авиабазы. Достав крокодильчики, он впился малышке «Тутси» в металлические сосцы. Красотку пронзили импульсы страсти. Бешеный жеребец нагнетал её своими токами. Между ними явно пробежала искра.
Ожив, крошка выехала на трассу. «Мустанг», нежно постанывая, проводил нас до выезда из Джексонвилла.
Вдоль пыльного шоссе потянулись сельские заборы. Средь жёлтых полей навстречу взору разворачивались просторы изумрудной Флориды. Подворья готовились к Хэллоуину. Повсюду торчали пустые глазницы черепов.
На переднем сидении громоздилась коробка с открытками. Я перерыл ночью всё и не нашёл ничего, похожего на карту с кладом, или как там это должно было выглядеть.
Сотни картинок: пухлые девочки с лентами в песочных панамах, Санта-Клаус с оленями, колёсный пароход на Миссисипи, набережная с пальмами. Эйфелева башня, пески пустыни Атакама, высотки Нью-Йорка, рыбацкие лодки в Новом Орлеане. Сотни почерков, обращений. И имена, имена, имена.
Поначалу мне чудился скрытый символ в каждом изображении.
Потом я стал обращать внимание на почтовые марки.
Затем стал изучать адреса типографий.
И, наконец, отрубился без сил.
Всю ночь меня терзали тревожные сны, и гуси перебегали дорогу.
С ума сойдёшь или превратишься в параноика, пытаясь узреть знаки там, где их, может, и нет вовсе.
Кто знает, может быть, я взял вовсе не ту коробку. Или, может, не правильно истолковал информацию. Можно полжизни потратить в поисках призрачного подтверждения иллюзий, свихнуться окончательно, и доказывай потом, что не верблюд.
Одногорбый верблюд как раз косил на меня глазом с одной из открыток, лежащих сверху. Реклама сигарет «Кэмел» двадцатых годов. Тогда под этой маркой продавался турецкий табак. На пачках изображали пустыню и пирамиды.
Что-то было не так в этой картинке…
Я присмотрелся.
Пирамида, которая обычно стоит сбоку в районе верблюжьего хвоста – на этой рекламе была выведена крупно по центру.
Она располагалась на заднем фоне сразу за верблюдом. И прямо над ней парило жёлтое солнце. Солнце никогда на упаковках «Кэмел» не изображали…
Малышка «Тутси», взвизгнув, застыла на обочине.
Мимо, засылая клаксонные проклятия, просвистел огромный трейлер.
Я сидел, словно громом поражённый. Солнце над пирамидой!
Треугольник символизирует христианскую Троицу.
Всевидящее око над треугольником – знак тамплиеров.
Масонский символ, такой же, как на долларе!
Я перевернул открытку. Под известным стишком «Янки Дудль» стояла размашистая подпись отправителя: «Сего дня: 4 июля 1915 года. Юлиус Винсент. 1707 Филлмор-стрит. Сан-Франциско». Внизу стоял размашистый чернильный вензель: «ЮВ».
Я призадумался – 4 июля, День независимости… Что, если это ключ?
Сан-Франциско… Разгадка видимо крылась в адресе. Сан-Франциско набит старыми домами викторианской эпохи. Не исключено, что в подвале дома номер 1707 по Филлмор-стрит пылится старый сундук. Пистолет Вашингтона мог быть там!
Я проверил гуглокарту – такой дом в Сан-Франциско существовал! Стоял там целый и невредимый. Я доберусь туда, объехав страну по океану и по южной границе!
Пытаясь унять азартное биение сердца, я откинулся на подголовник.
Манящее будущее проступило в полной красе под блеском алмазов. Ранчо в Майами, замок в Испании или пентхауз в Москве – я не мог решить сразу! Нужно всё продумать. Правильно распорядиться миллионами! Тропические острова. Элиза… Бирюзовое сияние брильянтов сменялось ярко-красными всполохами рубинов. Огни сверкали, приближаясь… Вспышки повторялись снова и снова. Я блаженно нежился в розовых облаках. От меня пахло деньгами. Я источал флюиды богатства! Вскоре я обратил внимание, что бирюза и рубины источаются где-то уже совсем поблизости… – они слепили прямо из зеркала заднего вида! Там бешено прыгали сине-красные огни полицейской мигалки.
В окно постучали:
– У вас всё в порядке, сэр? – надо мной склонилась голова в фуражке. – Здесь нельзя делать остановку.
Придя в себя, я кинул открытку в бардачок, вырулил на полосу и за пару часов докатил до небольшого городка Титусвилл на Мысе Канаверал.
Титусвилл протянулся вдоль поросшей илом Индиана-Ривер, и тихим городком он перестаёт быть каждый раз, когда в восточной части мыса прямо возле кромки океана вырастает ракета с шаттлом на закорках.
На площадке «39А» торчал
