из ста тысяч конных и пеших воинов. Когда показался город, я увидел, что там действительно две стены, но они не имели, как рассказывали, укреплений, особенно глинобитная, она выглядела местами поврежденной, было видно, что ее давно не ремонтировали.
Я полагал, что город окажет сопротивление и мне придется осадить его. Однако, при нашем приближении к Кейсарие, нам навстечу вышла группа из представителей его населения, которая передала о его готовности покориться мне.
Я спросил, не являлся ли к ним Йилдирим Баязид после того, как потерпел от меня поражение и бежал. Все ответили, что не видали его с тех пор как он отправился на битву. Я спросил, где его казна. Мне ответили, что Йилдирим Баязид перенес ее в Антакию.
Я сказал: «Шестьдесят тысяч воинов Йилдирима Баязида находятся у нас в плену, они нуждаются в пище. Я их не могу кормить, заботу об их питании должен взять на себя Йилдирим Баязид. Поскольку он находится в бегах, а вы, его подданные, принимавшие участие в управлении его государством и имели от этого свое состояние, поэтому, вы должны взять эту задачу на себя». Городская знать заверила, что она подчинится и выполнит то указание.
Вступив в город, я остановился во дворце, который был до того резиденцией Йилдирима Баязида, при этом выяснилось, семью свою он также перевез в Антакию.
В тот день состоялось собрание представителей знати города Кейсарие, на котором было решено, что военачальники могут, если в состоянии, выплатить выкуп и получить свободу, а питание пленных воинов должно оплачиваться главным муставфи (счетоводом) Рума. Главный муставфи — это должностное лицо, под руководством которого другие муставфи, назначенные в провинциях, собирают налоги. Я согласился с таким решением, в тот же день главный муставфи явился ко мне, я потребовал от него отчета о состоянии налогового обложения в стране Рум. Он ответил, что предоставит мне такой отчет на следующий день, из него будет ясно, какая часть налогов уже собрана, а какую сумму еще предстоит собрать.
Главный муставфи хорошо понимая, что его жизнь зависит от честно исполненного им долга, принес свой отчет о налогах и стало ясно, что в казне имеется пол-курура баязиди (денежная единица, находившаяся в обращении в стране Рум — Марсель Брион) собранных налогов, предстояло собрать еще два с половиной курура баязиди, чтобы довести до суммы, намеченной к сбору в виде налогов том году. Я сказал: «Поскольку отныне я — властитель Рума, все драгоценности, выручаемые в виде сборов и налогов, должны поступать ко мне». В тот же день я велел, чтобы глашатаи возвестили во всех ближайших городах Рума о том, что я являюсь благочестивым мусульманином и поскольку жители Рума также являются мусульманами, мне нет до них дела, никого я не стану притеснять, все города Рума должны открыть свои ворота предо мною и моими наместниками, если же найдется город, который воспротивится тому, с ним поступят по законам и правилам войны, иными словами, после его взятия мужчины будут поголовно истреблены, женщины станут пленницами, а имущество горожан — добычей войска.
На следующий день был схвачен Йилдирим Баязид, весть об этом мне срочно передали через гонца, ибо в той части Рума, которую мы только-только завоевали, еще не была создана голубиная почта.
Султана Рума привезли в Кейсарийе, расположили в лагере, разбитом за городом, мне передали письмо от него, в котором, после почтительных обращений и приветствий, он писал:
«Чунин аст расми сарои дурушт-Гахи пушт бар зину, гахи зин бар пушт».
(Таков закон этого мира — порою ты в седле, порою седло на тебе).
Вращение колеса судьбы и воля небес стали причиной моего поражения и твоей, о великий эмир, победы в войне, и ныне моя жизнь и имущество оказались в твоем распоряжении. Однако я надеюсь, что твое обращение со мной будет соответствовать той высокой славе, что о тебе идет».
Я велел стеречь его крепко, но обращаться с ним, проявляя всяческое уважение. Спустя три дня, после того, как Йилдирим Баязид был водворен в наш лагерь, я велел провести его ко мне. Когда он вошел, я увидел, что это полный мужчина. Я сказал: «Я получил твое письмо, оно свидетельствует о том, что ты спустился с заоблачных высот своей гордыни и понял, что бросать вызов Амиру Тимуру было ошибкой с твоей стороны». Йилдирим Баязид ответил: «О Амир Тимур, если бы в твою страну вторгся чужеземный провитель с намерением отстранить тебя от власти, как бы ты поступил в этом случае? Неужели ты не вступил бы с ним в борьбу? А если бы я напал на твою страну и вел войну против тебя, ты бы был вправе гневаться на меня? Однако, не я напал на твою страну, а ты — на мою, вынудив тем самым меня к защите. Однако удача отвернулась от меня и я потерпел поражение». Я сказал: «Принимаю твои слова и согласен, что ты вынужден был вступить в эту войну. Мне не нужна твоя жизнь, однако я потребую от тебя двух вещей. Первое — передай мне свою казну, все наличные деньги и драгоценности должны принадлежать мне». Йилдирим Баязид ответил: «Слушаюсь и повинуюсь. Я передам тебе свою казну». Я продолжал: «Второе — ты должен помочь мне в том, чтобы я совершил поход и завоевал Византию». Йилдирим Баязид ответил: «Я окажу любое содействие, что в моих силах, однако у меня нет кораблей, между тем, тот кто захочет попасть в Византию, должен иметь в своем распоряжении суда, не одно и не два, а тысячи судов, пригодных для перевозки войска, коней, вооружения. Такие суда следует изготовить, ибо их нет пока что».
Я спросил: «Разве Византия — это не огромный порт?» Йилдирим Баязид ответил утвердительно. Я спросил: «Разве в тот порт не заходят корабли?» тот вновь дал утвердительный ответ. Я спросил? «Откуда они заплывают туда?» Баязид ответил: «Из Египта, страны ференгов (Европы), однако они не досягаемы для нас». Я спросил: «Разве между Румом и Византией не ходят корабли?» Баязид ответив утвердительно, продолжал: «Суда, что ходят между нашей страной и Византией, представляют собой легкие парусники, непригодные для транспортировки на них войска. Между тем, суда, плывущие из Египта и страны ференгов не приближаются к нашим берегам». Я спросил: «Разве в Руме не строят кораблей?» Иилдирим Баязид ответил: «Мы можем строить суда, но у нас нет столько искусных мастеров, умеющих строить суда, подобные тем, что имеют ференги, кроме этого, у нас нет
