В феврале 1945 года поток писем-треугольников от ставшего тем временем уже капитаном Александра Исаевича Солженицына внезапно прекращается: погиб ли он перед самым концом войны? Попал ли в плен? А может, ранен? Откомандирован — и такое случается — с неизвестным, совершенно секретным заданием?
Наталия Алексеевна бомбардирует письмами друзей и командиров Александра Исаевича. Если они и отвечают, то уклончиво. Только сержант Соломин намекнет: Солженицын жив. По сути дела, ничего более, за исключением одной фразы, смысл которой: тщетно и опасно интересоваться его судьбой.
По крайней мере одно ясно: любимый муж жив! А порой и столь малой толики информации достаточно, чтобы унять душевное волнение.
Дни бегут… Наталия Решетовская стоит на пороге труднейшего периода своей непростой жизни. Вскоре она будет втянута в игру, началу которой сама же — сознательно или нет — способствовала.
Глава V. ИДЕТ КРОВОПРОЛИТНАЯ СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА
Сталинград.
Первая минута 1943 года. С Волги дует сиверко. В штабе 13‑й гвардейской дивизии — он расположился в водопроводном туннеле, в трехстах метрах от передовой линии немцев — за столом собрались офицеры.
— За Красное знамя над Берлином! — произносит тост генерал Родимцев. Пьют «сталинградское шампанское» — спирт, разведенный снегом.
Пока еще до этого момента, в который непоколебимо верит комдив, далеко. И все же в войне наступил долгожданный и радостный час равновесия. Мощный удар Сталинградского, Юго-Западного и Донского фронтов прорвал фашистскую оборону на флангах и сомкнул кольцо окружения вокруг важнейшей немецко-фашистской группировки на Востоке — 6‑й армии генерал-полковника (а позднее фельдмаршала) Фридриха Паулюса.
Но битва еще не выиграна. Далеко нет. «Это не конец, это даже не начало конца, но это может быть концом начала», — заявил тогда в британском парламенте Уинстон Черчилль.
Несмотря на поражение на равнинах между Волгой и Доном, несмотря на огромные успехи зимнего наступления советских войск, немецкая армия еще остается грозной и хорошо функционирующей военной машиной, против которой Красная Армия ведет борьбу один на один.
Летом 1943 года в битве у Курска и Орла фашисты еще раз попытаются перехватить стратегическую инициативу. Они сконцентрируют тут крупные танковые, артиллерийские, авиационные соединения и большие контингенты мотопехоты. Но проникнут лишь на тактическую глубину советской обороны. Восемь километров — не больше. А затем на том месте, которое войдет в историю под названием «Курская дуга», развернется крупнейшая в мировой истории танковая битва. Красная Армия перейдет в наступление, и с этого момента инициатива, от которой зависит исход событий на советско-германском фронте, будет окончательно и бесповоротно принадлежать ей.
«Родная моя Наташенька!
Пишу в спешке с костромского вокзала. Нам только что зачитали приказ о выпуске. Частично я уже снаряжен, остальное получу завтра. С Костромой я уже рассчитался.
Твой лейтенант».
Так пишет Александр Исаевич Солженицын Наталии Решетовской в конце ноября 1942 года, когда уже смыкалось кольцо окружения под Сталинградом.
Именно в это время, когда уже стало ясно, что советские войска больше не будут отступать, Александр Исаевич Солженицын прибывает в действующую армию. В свое время, когда он чистил скребницей лошадей, как рекрут в обозе, он хлебнул немало горького. Но теперь он преисполнен чувства гордости. Молодой офицер, только что окончивший артиллерийское училище, получил назначение в часть особой важности.
В городке Саранске, который Солженицын иронически назовет «три домика на лужайке», сформировалась специальная часть — 796‑й Отдельный артиллерийский разведывательный дивизион. Командиром дивизиона был назначен Пшеченко, замполитом — Пашкин. Лейтенант Солженицын становится сначала заместителем, а несколько позже — командиром батареи звуковой разведки.
У Солженицына немалый шанс сделать быструю военную карьеру. Звуковая разведка — особый род войск. 796‑й Отдельный артиллерийский разведывательный дивизион находился в резерве Верховного командования. А это означало: только Генеральный штаб и Верховный главнокомандующий (как близок в это время по службе Солженицын к И. В. Сталину!) были правомочны принимать решение о месте и времени его использования. Он был строго засекречен. Узнай о нем враг — и возникнет опасность для готовящихся операций: по месту сосредоточения такого дивизиона немецкие штабные специалисты могли бы разгадать замысел советского командования на определенном участке.
Итак, советские командиры промахнулись, когда назначили Солженицына на эту должность? Быть может, они только не распознали «маску‑43».
В то время Солженицын пишет о своем будущем «вкладе в ленинизм». О том, что все, что он будет делать, он сделает ради ленинизма. Он напишет даже больше:
«Летне-осенняя кампания заканчивается. С какими же результатами? Им через несколько дней даст оценку Сталин. Однако уже можно сказать: сильна русская стойкость! Два года руками всей Европы пытался Гитлер сдвинуть эту глыбу. Не сдвинул! И не сдвинет и еще через два года!..»
А 30 июня 1975 года в Вашингтоне тот же Солженицын, обратившись к американским профсоюзным лидерам (АФТ—КПП) с речью, ставил им в вину, что «с этим Советским Союзом в 1941 году вся объединенная демократия мира: Англия, Франция, США, Канада, Австралия и другие мелкие страны вступили в военный союз против маленькой Германии Гитлера» и укрепили «советский тоталитаризм». При этом он даже забыл упомянуть о заслугах страны, в которой он родился, о своих соотечественниках, одолевших фашистское чудовище. А вместо этого стал приветствовать Великобританию и Соединенные Штаты как страны, победившие Гитлера.
…И все-таки кажется, что в 1943 году для Солженицына выгоднее быть исполнительным и верным офицером Красной Армии. В самом начале своей военной карьеры он отвечает не только за дорогостоящую технику, но и, главное, за жизнь специально обученных солдат.
К тому времени, когда пошел третий год войны, Солженицын, в отличие от своих товарищей, двух других ростовских «мушкетеров», все еще не успел понюхать пороху.
Кирилла Семеновича Симоняна профессия хирурга совершенно закономерно привела в медсанбат. Это была — особенно в первый период войны — жизнь далеко не спокойная и тем более не безопасная. Сам Кирилл Семенович поведал об этом: «Довольно часто случалось, что мы вынуждены были передвигать «медпункт» поближе к передовой, а когда мы к ней приближались, то обнаруживали, что наши уже отступили, и мы наталкивались на немцев». И вот Кириллу Семеновичу иногда приходилось откладывать скальпель и брать в руки автомат, чтобы разить врага, вместо того чтобы оказывать медицинскую помощь раненым боевым товарищам.
