Маргаритой.
— Больше ждать нельзя, — сказал Чезаре. — Народ хочет войны, и мы должны быть с народом.
— Ты прав, — согласилась Маргарита. — Но не заявляй, что ты за войну, подождем еще немного. Иначе тебя выгонят из партии. Подумай о своей политической карьере.
Чезаре несколько минут ходил по комнате, потом посмотрел на жену.
— Ты же сама говорила, что Муссолини…
— При чем тут Муссолини? — раздраженно перебила Маргарита. — Его уже выгнали из партии, и он может делать что хочет. А ты без партии никогда не попадешь в парламент.
— Дорогая, я не должен тебе напоминать, что я уже трижды туда не попадал.
— Но, Чезаре, мы будем пытаться еще и еще, и партия нам поможет. Погаси сигару, тут нечем дышать.
Однако Чезаре не послушал совета жены, и в «Аван-ти!» появилось его открытое письмо с заявлением, что он за войну. «Иль пополо д’Италия» не замедлила отреагировать: «Наконец-то среди сотен социалистов, готовых выступить за войну… нашелся один, у которого хватило смелости сказать об этом вслух».
* * *
23 мая 1913 года Италия вступила в войну на стороне Антанты против Австро-Венгрии.
В тот же день пятнадцатилетний Роберто Царфатти написал своим родителям, перед тем как приехать домой на школьные каникулы:
«Какой патриотический пыл в нашей Италии (…) Италия обрела свое национальное достоинство, и горе тому, кто попытается замарать ее честь. Только сейчас я научился любить (…) итальянский народ (…) Из каждых уст раздается (…) „Вива Италия!“, все надеются на победу, все полны решимости выполнить свой долг. Мой долг (…) идти в армию (…) Папа и ты, мама, вы же понимаете, что сейчас творится у меня в душе, разрешите мне пойти на войну, благословите меня на ратный подвиг, и тогда, я чувствую, меня не коснется вражеская пуля. Верь мне, мама, я хочу идти на войну не из ребячества или в поисках приключений, я хочу пойти на войну по велению совести и по убеждениям (…) Может, я и погибну, но какое это имеет значение, когда сражаешься за свои идеалы» [117].
Зная свою мать, Роберто сделал приписку, что, даже если родители не дадут согласия, он в армию пойдет и тогда, возможно, погибнет.
Маргарита проплакала над этим письмом всю ночь, а, когда Роберто приехал домой, Чезаре употребил все свое красноречие, чтобы убедить сына, что они с матерью одобряют его патриотизм, но было бы очень неправильно даже пытаться попасть в армию обманным путем, скрыв свой настоящий возраст. Заклиная сына своим здоровьем, Маргарита уговаривала его подождать, пока ему исполнится восемнадцать лет. В душе она была уверена, что до тех пор война кончится. Однако Роберто было не так-то просто уговорить. Его буйный нрав стал до того невыносимым, что его выгнали уже из нескольких школ. В последней из них — рядом с Болоньей — Роберто принимал участие в милитаристских демонстрациях и забросил учебу. Недаром Ада Негри называла его «диким львенком».
Маргарита чувствовала себя неловко. И Муссолини, и муж, и даже сын уже выступили за войну, а она все еще боится открыто высказаться. Неужели она любит свою землю меньше француженок? А если так же, то почему она не выступает за войну?
После возвращения из Парижа Маргарита написала книгу «Женская армия во Франции», которая кончалась тем, что героинями француженок сделала «любовь к своей земле и к своей культуре». Книга вышла летом 1915 года.
* * *
В Милан приезжали посланцы французского и бельгийского правительств. Сначала приехала старая знакомая Колетт. За ней — бывший премьер-министр Франции Луи Барту [118]. Затем — лидер бельгийских социалистов Эмиль Вандервельде [119], с которым Маргарита была знакома по международным социалистическим конгрессам. Вандервельде пришел к Кулишовой, где кроме нее и Турати их уже ждал Тревес. После ужина Вандервельде обратился к присутствующим:
— Будь вы на нашем месте, что делали бы вы, если бы вашу страну оккупировали?
— Как и вы, мой друг, сражался бы с врагом! — не задумываясь ответил Тревес.
Турати поглаживал бороду, не говоря ни слова.
— Почему же вы не хотите нам помочь, как это принято у социалистов-интернационалистов? — продолжил Вандервельде.
Кулишова молча курила, а потом резко встала с кресла и сказала, ни на кого не глядя:
— Я не знаю, чем кончится эта война. Но в одном я уверена: она приведет к революциям, особенно — в моей России.
Когда Вандервельде рассказал Маргарите об этом разговоре, она не поверила своим ушам: прожив несколько десятилетий в эмиграции, Анна Кулишова называла Россию «своей». И если Кулишова все еще — патриотка России, то как же она, Маргарита, может не быть патриоткой Италии?!
* * *
Потом оказалось, что не только Кулишова патриотка России, но и Анжелика Балабанова. В 1917 году она вернулась на родину и вступила в большевистскую партию. Ее «Письма из России» вдохновили «Аванти!», взявшую проленинский курс.
В 1918 году Балабанова стала заместителем наркома иностранных дел Украины, затем короткое время сама занимала этот пост. Но пяти лет, прожитых в большевистской России, Балабановой хватило, чтобы понять, куда ведет ленинский курс, и в 1922 году она вторично эмигрировала в Стокгольм, оттуда уехала в Вену, потом — в Париж, где стала главным редактором «Аванти!», запрещенной к тому времени в самой Италии. А в 1936 году эмигрировала в США, где написала несколько книг воспоминаний. Только в 1948 году она вернулась в Италию и скончалась в 1965 году в возрасте восьмидесяти восьми лет.
Маргарита в своих мемуарах описала, как Балабанова оказалась в России. «Вместе с Лениным и Троцким она вошла в группу ссыльных русских революционеров, которые возвращались через Германию специальным поездом, предоставленным им самим кайзером Вильгельмом [120] (…) Анжелика снова стала знаменитостью (…) Но в один прекрасный день (…) ее саму сочли „опасной контрреволюционеркой“ — мы все контрреволюционеры для кого-то — и выслали из России. Бедная Анжелика! За несколько дней до того, как она вторично пересекла границу, в Россию приехал посол итальянского королевства, которого назначил Бенито Муссолини. Если этот удар не убил ее, она, должно быть, все еще корчится от ярости» [121].
Что касается приведенных Маргаритой сведений, они не совсем точны: из России Балабанову не высылали — она эмигрировала. Нельзя утверждать и то, что Балабанова возвращалась с Лениным и Троцким в одном поезде. Во — первых, это был не поезд, а знаменитый «запломбированный вагон». Во-вторых, хотя даты совпадают, в списке пассажиров фамилия Балабановой не значится. Правда, известно, что некоторые пассажиры подписались псевдонимами.
*
