и не вбухаешься! – рекомендует кто-то из темноты.
– Ух-х-х! Тишина!
– Ваньк, ты где!?
– Вот, а что?
– Эт, не ты ухнулся?
– Я-а-а! В какую-то рытвину с водой ввалился!
– А ты вылезай!
– Да я уж выбрался!
– Не захлебнул?
– Нет! Только ноги немножко промочил, но ничего, терпимо!
– Ну, шагай за мной.
– Шагаю!
– Ваньк!?
– Что!
– Идёшь?
– Иду!
– Ну и темнотища, как в дегтю купаешься, званья не видать.
– Теперь уж близко, вот она церковь-то!
После заутрени почти без перерыва началась обедня. Поп Николай с дьяконом Константином Порфирьичем старательно вели богослужебный канон, согласно церковному уставу. А хоры, особенно правый, торжественно и громогласно воспевали праздничные песнопения. А когда обедня была уже на исходе, Николай, прочитав молитву, проповедно, обратился к прихожанам.
– Православные христиане! – сегодня мы с вами празднуем, наш большой, престольный и торжественный праздник, в честь покрова Пресвятой Богородицы. Я вам от себя желаю, отпраздновать этот праздник как подобает верующим: с достоинством отдыхайте и со степенством веселитесь! Сегодня, в меру приличия, разрешается вино и елей. С праздником вас! – в заключение провозгласил поп.
Каждый, стоявший в церкви, с вниманием прослушал назидательную речь попа и почти у каждого была на уме мысль:
– Да уж, не подкачаем! Отпразднуем на диво!
Мужики мысленно прикидывали в голове: сколько запасено у каждого самогонки и вина. Бабы, мысленно определяли количество приготовленного теста, закуски и браги. Парни же и девки, к проведению праздника, готовились по-своему. Девки мысленно учитывая запас духов, пудры, румян и семечек, размышляли как лучше и наряднее одеться. Какие надеть сарафаны и какие повязать на головы полушалки. У парней, от предвкушения веселья, предчувственно светились глаза и разгорался аппетит на предстоящую степенную выпивку, зарились на девок.
Не успела обедня отойти, а по улицам села, уже начали бродить, отдельные мужики – любители скороспешной выпивки. А к обеду по селу стали появляться и толпы пьяных. То группами, то в одиночку, то с песнями, то молчаливо или с особенным рыком, начали расхаживаться по селу пьяные люди.
Шлёпая ногами по дорожной грязи разбрызгивая её во все стороны, смачно кряхтя, показался из-за проулка, изрядно подвыпивший Яков Забродин. Пробираясь домой. Он шёл не прямо, а ногами выписывал разнообразные зигзаги и загогулины. На ходу, у него в грязи засосало, с широченными голенищами в гармошку кожаные сапоги. Голые ноги Якова вдруг выскользнули из влипшихся в грязь сапог. Сначала, он бесчувственно засеменил по грязи, но почувствовав голыми ногами, прохладь осенней грязи, спохватившись оглянулся назад. Вернулся к торчавшим из грязи сапогам. Хмель сильно качал его из стороны в сторону. Всунул в сапоги свои, загрязнённые по колено ноги, попытался шагать. Высвободить сапоги из грязи ему не удалось, и он невольно грузно повалился всем телом в грязь. Как свинья, весь вывалившийся в грязи, в приливе ярости и злобы он отборно, матерно ругаясь натужливо валандался в грязи, стараясь встать. А когда он всё же встал на ноги, стал заглазно звать себе на помощь свою жену:
– Фектинья! Встреть меня дурака!
– Твой Яшка опять пьяный! – с хохотом и насмешками, окружила Якова толпа ребятишек.
– Ну, как, Яков Спиридоныч, хорошо накупался в грязи-то! – подзуживали они над Яковом. В ответ на это он громко высморкался и обтирая с лица грязь ладонью возразил:
– Я вовсе и не в грязи купался, а в чистой воде.
– Давайте отнесём его в озеро в отмочку, а то его старуха в таком-то виде не узнает, – предложил ребятам Панька Крестьянинов.
– Я вам отнесу! Стерва! Брысь с моих глаз супостаты, – ворчливо цыкнул Яков на ребятишек и как ни в чём небывало, качаясь побрёл к своему дому, запев свою любимую песню «Бывали дни весёлые – гулял я молодец!» …
– Фектинья! Встречай! – гаркнул Яков во всё своё горло.
Но Фектинья и не думала встречать своего пьяного мужа. Зная, что он и без встречанья придёт домой и начнёт куролесить. Живёт Фектинья за Яковом, как за каменной стеной. Зря он её не обижает. В молодости, по примеру отца, носил Яков свою Фектинью «на-горошках» в мазанку, где они спали по ночам, спасаясь от мух и клопов, которых в избе-то была целая уйма. Вот и в этот раз, не выходя из избы видела Фектинья, как её муженёк валандается в грязи, но на выручку не вышла, а тайно наблюдала в окошко. Потом она рассказывала Устинье Демьяновой:
– Гляжу в окошко, а он гомозится на дороге в грязи, ну думаю, раз напился, то и выкарабкивайся сам! Тащить я тебя из бездны не стану. А он вскорости выбрался из лужи-то и домой прётся. Гляжу, а он расхлабянил дверь настеж и ввертывается в избу и возглас подаёт: «Встречай!». А сам грязнющий, как свинья! Я Грязь-то с него, едва косырём отскоблила.
Не успел Яков Спиридонович, как следует остепениться, как к нему в дом, куражисто вломился, подвыпивший, Алёша Крестьянинов. Яков его выгонять, а он незваным гостем опять в дверь ломится, словно кто рад ему. Пришлось Якову рассердившись, применить к Алёше силовой приём, вложить ему как следует и напоследок с грохотом чебыркнул его с приступков крыльца, чтоб впредь не повадно было. Потом Яков, об этом случае рассказывал мужикам.
– Я, сначала-то, с ним честно! Говорю ему: «Дурману, что ли ты наелся, ты свою дурь брось!», – а он одно своё лезет! «Ну какого дьявола тебе надо!?». А он говорит: «Мы с тобой Яков Спиридонович, сродники! Поднеси мне – угости!». Ну и пришлось такого сродничка «угостить» как следует. Столкнул я его с крыльца, так удачно, что он своей спиной все ступеньки пересчитал. А теперь, когда опомнился «крёстным» меня называет. Чует, что я его «угостил» за дело.
Не обошлось, без очередного калабродничества и у Митьки Кочеврягина, побывав в гостях у тестя, он в сильном хмелю выбравшись на улицу, горланил во всю улицу: с кем бы подраться! Охотник (тем более под пьяную руку) нашёлся. Шёл по дороге мимо подвыпивший Николай Ершов. Вспомнив Митькину обиду, смекнув, что случай отомстить ему подвернулся, он злонамеренно подошёл к Митьке сзади.
– Это ты напрашиваешься отведать моих кулаков фунтовиков? – вызывающе спросил Николай Митьку
– Хрен тебе в правый глаз, чтобы левый не моргал! – скороговоркой проговорил обернувшись к Николаю Митька. Тогда, не говоря ни слова, Николай размахнувшись сильно ударил Митьку по боку. Завязалась драка. Но слаб хилый Митька, против кряжистого Николая. Драка закончилась тем, что из Митькина носа, на вмятую ногами землю закапала кровь. Николай, трубя победу, с самодовольством удалился, а Митька, крикливо ругаясь, угрожая с досады разодрал на себе рубаху, до самого пупка.
Разбушевавшегося Митьку в избу вволокли втроём: жена Марья, мать, и его брат Колька.
– Напоролся до свинства, а теперь ломаешься и вычупендриваешь из себя! Свою дурь показываешь!? – упрекала его осмелевшая и обозлённая своей судьбой жена Марья.
– Кольк, крути ему руки,
