а может больше и ездить-то не придётся, вот съездим за льном и зима может наступит, – размышлял сам с собою Матвей.
– А ведь со скрипом-то ехать веселее! – вдруг встрепенувшись, толкнул он локтём в спину, забывшуюся Ульяну:
– Как по-твоему Ульянушка!
От внезапности, Ульяна испуганно вздрогнула всем телом. Она по опыту своему знала, что если Матвей перевёл свой разговор на весёлую тему и назвал её Ульянушкой, то дело пахнет недобрым. Она внутренне насторожившись, старалась быть серьёзной, не давая поводу для шуток Матвею. Вскорости они подъехали к мелкому соснячку, а за ним выехали на обширную поляну у реки на которой и был когда-то разостлан лён. Матвей, остановя лошадь, с удивлением проговорил
– Вот это да! Лён-то видать половину ветром пораздуло! В действительности лён ветром скрутило в валы. Отдельные его клочки колыхаясь висели на ближайших кустах молодых сосенок.
Матвей, наклоняясь, взял с земли клок почерневшего, перележалого льна, помял его в руках с целью определения его годности. С тоской проговорил:
– Ленок-то, немножко перележал, почернел и перепутался. Ну, да ладно, на портянки, а пригодится.
– Ну, давай Ульян, накладывать его на телегу!
Положив в телегу несколько охапок льна, Матвей и Ульяна были встревожены внезапным испугом лошади, которая вдруг чего-то испугавшись, ошалело бросилась в сторону. Обругав непристойными словами свою кобылу, Матвей, стал оглядываться по сторонам, наделяя лошадь пинками под брюхо, ворчал на неё, приговаривая:
– Чего ты ведьма, испугалась, не стоится тебе на месте-то!
Но лошадь, не обращая внимания на хозяина и не слушая его укоризненных наговоров продолжала волноваться и беспокоиться, фыркать раздувшимися розовыми ноздрями, косясь выпученными глазами в сторону леса. Только тут обнаружил Матвей причину испуга лошади: выходя из леса, появились два огромных волка.
– Ульян, глянь-ка! – кивком головы указал он Ульяне в сторону волков.
Увидя волков, Ульяна с ужасом на лице, поспешно приблизилась к Матвею. Она самосохраняюще, подзащитно вцепилась руками в Матвея. Она еще ни разу не видела волков, поэтому неведомый страх дрожью объял всё её тело. В ожидании чего-то страшного, Ульяна так и стояла в тревоге и оцепенении, плотно прильнув, к Матвею, который оборонительно выставив вилы вперёд – подготовился к отражению в случае нападения на них волков. Но волки, видимо сытые, не обращая внимания на людей и лошадь спокойно прошли, вблизи их. Шагом проследуя около людей они поскакали к реке Серёжи по направлению к водяной мельнице. Когда волки были уже далеко и опасность миновала, Матвей торопко отбросив вилы в сторону, руками обхватив, так близко стоявшую Ульяну и вместе с нею повалился на кучу согреблённого льна…
Уложив весь лён на телегу и увязав воз, Матвей и Ульяна забравшись на него, тронулись в путь к дому. Ульяна усевшись сзади и спустив ноги помимо гнёта, смотрела на ползущие из-под воза лоснящиеся колеи дороги.
Дома за обедом, Ульяна, извещая сидящих за столом известила:
– А мы сегодня волков видели!
На это дедушка Гаврил, от себя заметил:
– Это что волки, а я однажды на пчельнике медведя видел! А медведь-то страшнее волков-то, – с чувством боязни ответил дед.
– Ну, как Матвей, лён-то весь собрали? Ветром-то его не весь разметало? – спросил дед Матвея.
– Наверное, с половину собрали, привезли, остальной-то пораздуло, – ответил деду Матвей.
Праздники. Подготовка к Покрову
Наступил канун престольного праздника Покрова. Жители Мотовилова, закончив все полевые работы, деятельно готовились к празднику. Девки мыли в избах полы, бабы топили бани и готовили тесто для пироженцев и курников. Мужики хлопотали, приготовляя выпивку – гнали самогонку, заботливо присматривали за поспевавшей брагой.
Василий Ефимович Савельев, с особенной прилежностью, возился с двухведёрным бочонком, наполненным самогоном. Он хлопотливо выволок его из подпола, установил под лавкой в чулане, с тем расчётом, чтобы в праздник за пополнением не лазить в подпол, чтоб он был под руками.
Пораньше вымывшись в бане, Василий одевшись в овчинный полушубок и нахлобучив на голову малахай, он беспрестанно сновал из избы в погребушку, а оттуда в избу. Заранее принеся к завтрему мясо, рыбу, вишнёвую настойку, праздничную себе одежду, и прочее, нужное для праздника.
Любовь Михайловна, проверив брагу и убедившись, что она пенисто бушует, укоризненно наблюдала за хлопатами мужа. Подумала про себя: «Ну, захлопотался, забегал!». Но мешать в его беготне не решилась, зная его вспыльчивых характер, и то, что он не любит когда ему мешают в его делах.
– Ты завтра побольше мяса-то свари, чтобы на закуску-то хватило! – деловито наказывал Василий хозяйке, раскладывая на залавке в чулане куски баранины и свинины.
– Не жалей для такого праздника! – повелительно, добавил он.
– Чай, не пуд, уж, сварить-то!? – раздражённо, ответила Любовь Михайловна ему. – Праздник-то долго протянется, небось, немало всего спонадобиться и мясо-то на все дни немало варить придётся, – с расчётом заметила она ему.
Василий обладает особенным складом характера в вопросе экономии в хозяйстве, где надо он расчётлив и скуп, а где надо, он ничего не жалеет, в случаях, где понимает, что здесь жалеть не к месту. Он любит угощать людей, когда они бывают в его доме в качестве гостей. В таких случаях Василий Ефимович, выхваливаясь ничего не жалеет и гостей угощает с искусством и умением. Но он разбирался в сортности людей и гостей. Иного, достойного чести, гостя он провожая из своего дома, всячески старается ублажить лестными словами, а иного гостя проводив за дверь, укоризненно злословит ему взапятки:
– Ну и гость навязался. Что ни подавай, то и льёт себе в рот как на каменку и ест не наесться! А ведь каждый стакан самогонки не так даётся, а денег стоит.
Вообще-то, Василий Ефимович, всё оценивал в денежном начислении, так сказать, в стоимостном выражении. Тем не менее, он к праздникам готовится с особым азартом, предусмотрительностью и гостеприимством.
Покончив с подготовкой, после бани и чая, пораньше, чтоб не проспать заутренню, все полегли спать. На улице моросил дождь прибавляя грязи, которой на улице села, было и так вдоволь. Часа в два ночи ударили к заутрене. По селу в окнах изб замелькали огни. Люди просыпаясь наскоро собирались, выходили на улицу и шлёпая ногами по грязи шествовали в церковь. С колокольни, во все стороны разливался, торжественный колокольный трезвон, призывая народ к богослужению. Люди шли в церковь артельками и в одиночку. Девки, и парни шли с шутками и смехом, а мужики и бабы с деловитой серьёзностью и степенством.
– Вот грязища-то! Ужо, выпивать-то надо будет с осторожностью, а то пьяный-то, весь в грязи изваландаешься! – предсказательно, проговорил кто-то из темноты ночи.
– Вот темнотища-то! – слышен голос с другой стороны дороги.
– Да, ноченька темна – хоть глаза выколи! – чей-то другой голос.
– Можно идти с закрытыми глазами всё равно ничего не видно! – послышался еще один голос с дороги.
– Только бы в лужу не вбухаться!
– Щупай ногами, вот
