военной службы, молодые люди знали, что им предстоит столкнуться с суровым наказанием: им грозили проверки ПИДЕ, отчисление из университета, задержание, арест, немедленная депортация в Африку. Студенческий протест также обострил обстановку внутри страны, где зарождались такие движения, как Лига единства и революционного действия, которое стало организатором нескольких громких нападений. Португальская компартия учредила движение Вооруженное революционное действие, организовавшее с целью саботажа колониальной политики 15 вооруженных операций. Война также расколола и католический мир, разрываемый между принятием пастырских указаний и отвращением к издевательствам над африканцами, которых убивали, пытали и бомбили. В 1965 году группа мозамбикских священников одобрила содержание манифеста демократической оппозиции. Следуя примеру африканцев, 100 португальских католиков присоединились к манифесту, ссылаясь на энциклику Pacem in Terris, где папа Иоанн XXIII высказался в пользу самоопределения народов. Часть текста энциклики была вырезана лиссабонскими цензорами, что обнажило существующие противоречия между португальскими церковными иерархами и Ватиканом.
Именно эта катастрофическая ситуация и породит Движение вооруженных сил, или «Движение капитанов», которое в 1973 году пройдет путь от простой акции с самыми обычными демократическими требованиями до полноценной антифашистской организации. Соломинкой, сломавшей спину верблюда, стал указ от июля 1973 года, открывший возможность поступления на постоянную службу тем, кто отучился лишь два семестра, таким образом понижая статус тех, кто, окончив среднюю школу, поступил в военную академию на четыре года. Тяжесть африканского кризиса и упадок политической жизни в Португалии привели к Революции гвоздик, которая 25 апреля 1974 года провозгласила конец режима, возглавляемого сначала Салазаром, а затем Марселу Каэтану.
Подобно Троице, режим Салазара представлял собой пирамиду: на вершине – диктатор с неизменной доной Марией, своего рода Пресвятой Девой, которая ненавидела и любила с силой падшего ангела, у основания – ПИДЕ, контролировавшая все живое в империи, и Национальный союз, который управлял всеми учреждениями и препятствовал зарождению и росту оппозиции. Но обо всем этом журналисты Diário de Notícias, которым было поручено воспевать земной путь умирающего диктатора, не имели права писать. Их исследования, однако, оказались полезными после Революции гвоздик – мало кто из граждан знал правду о репрессиях.
Салазар был тенью, стоявшей за террором: он почти не появлялся на публике, почти не выступал, за исключением редких официальных случаев. Он считал, что мнимая евроафроазиатская идентичность великой и славной Португалии важнее всего остального. Поэтому он оправдывал террор и репрессии во имя единства огромной империи. Перед режимом стояла задача навязать цивилизацию языческим областям планеты, и Салазар по божественному повелению связал себя узами брака с этой идеей вместо женитьбы на самой обычной женщине, и это астральное единение сделало его миссионером цивилизации.
Практика политического террора утоляла его жажду тотального контроля над человеческими умами португальского мира, «от Минью до Макао», как он часто говорил. Пирамидой власти управляла сладострастная жестокость, чуть ли не подспудный садизм. Власть стирала из памяти тех, кто исчез, оказался в тюрьме, был убит или изгнан. Решившие рассеяться по колониям не давали Салазару покоя: те, кто выбрал изгнание, представляли собой пустые строки в его постоянно пополнявшемся воображаемом каталоге. За долгие годы работы «надзирателем за душами» он избавился от множества тягот: от генерала Умберту Делгаду, убитого 13 февраля 1965 года вместе со своим секретарем; от лидера коммунистов Алвару Куньяла, отправленного в холодную Москву; от лидера социалистов Мариу Суариша, сосланного в Сан-Томе (после того, как он 12 раз побывал в португальских подземных тюрьмах) в сопровождении инспектора Абилиу Пириша, «специалиста по интеллектуалам», дважды высланного даже оттуда и в итоге выдавленного в Париж в 1970 году; от Энрике Галвана, обреченного вечно терпеть бразильскую жару после истории с захватом лайнера «Санта-Мария»; от Марии ду Карму Вейги, которая помогла Галвану сбежать из больницы в Лиссабоне и скрывалась в Великобритании; от Жайме Кортезана, писателя и историка, который несколько раз был арестован и выслан, а затем снова попал в тюрьму по делу Делгаду; от философа Агоштинью да Силвы, отправившегося в добровольное изгнание в Бразилию; от Антониу Феррейра Гомеша, епископа Порту, известного своими критическими высказываниями в адрес диктатора, задержанного в Испании в 1959 году.
Салазару оставалось издеваться над подпольщиками – теми, кто печатал листовки в тайных типографиях и распространял коммунистические воззвания на заводах; теми, кто, сбежав из тюрьмы или уклонившись от ареста, скитался по стране под новым именем. Этих людей нужно было систематически выискивать, они должны были затылком чувствовать дыхание специальной полиции и видеть в каждом человеке вероятного доносчика. «Где Лоренсу, сбежавший из Пенише в 58-м? Как теперь его зовут?» – спрашивал себя Салазар в полудреме.
Его твердость не допускала исключений: никого нельзя было щадить или миловать, все должны видеть, что нет ни неприкосновенных, ни неподсудных. Впрочем, формально он не знал, чем занимается политическая полиция: он ничего не объявлял, ничего не подписывал и не делился комментариями, он был бесстрастен и неприступен, он понятия не имел о том, что делается в тюрьмах Кашиаша или Пенише. Но ПИДЕ была его инструментом управления людьми, поскольку он не мог контролировать все сам, как ему хотелось бы, и не мог мысленно расширить пространство скромного Вимиейру, где все знали друг друга, до размеров огромной империи.
Каждый раз, когда ПИДЕ действовала в соответствии с его приказами, Салазар получал святое благословение кардинала Сережейры, его давнего друга. Сережейра говорил о Салазаре: «Его холодность скрывает почти болезненную чувствительность, это защитная реакция». Реакция, вызванная, по его словам, серьезностью выбора и тяжестью решений. Диктатор действовал как святая инквизиция, он был рукой Бога на земле, он был указующим перстом традиционной церкви и империи – вот те, как бы говорил он, кто расшатывает наш механизм стабильности и идеологического равновесия. Когда он решал нанести удар или уничтожить кого-то, он делал это упрямо, педантично, но изощренно, стыдливо и даже несколько иронично. «Климат Сан-Томе пойдет ему на пользу, он страдает от суставных болей», – говорил он о тех, кого отправлял в концентрационный лагерь Таррафал.
В ПИДЕ (или, как назвал эту организацию Марселу Каэтану в 1969 году, DGS – Direção-Geral de Segurança, Генеральное управление безопасности) работало более 20 000 инспекторов, субинспекторов, командиров бригад, офицеров и техников, но было подсчитано, что число гласных и негласных сотрудников составляло не меньше 200 000. За почти 50 лет диктатуры было убито и замучено более 22 800 человек. Специальная полиция впервые вышла на арену во время военного восстания в Порту 3 февраля 1927 года. Первым ее руководителем был лейтенант Мораиш Сарменту, который позже погиб в Анголе. В учредительном декрете ПВДЕ 1933 года (это был год создания Нового государства) «эффективность служб подавления политических и социальных преступлений» считалась делом государственной важности, поэтому было необходимо учредить «организацию, независимую от других полицейских служб». Следующим декретом, принятым в августе 1933 года, политическая и социальная полиция была объединена с международной полицией. Первую серьезную задачу новая организация выполнила 3 февраля следующего года, депортировав в трудовые лагеря в Анголе и Мозамбике несколько сотен республиканских патриотов и политических боевиков. Для Салазара это были «полдюжины кретинов», а людей, подвергшихся жестокому обращению, он назвал «бомбистами».
Только с окончанием Второй мировой войны диктатор реформировал специальную полицию, изменив ее структуру и учредив ПИДЕ указом от 22 октября 1945 года. Теперь репрессивный орган мог не только отправлять в тюрьму любых противников режима, но также был уполномочен нарушать неприкосновенность жилища и тайну переписки, прослушивать телефонные разговоры, осуществлять финансовый контроль и даже заниматься откровенным вымогательством. Комментируя свои обязанности, один из руководителей ПИДЕ, Жозе Катела, сказал, что, по его глубокому убеждению, есть только два человека, которых он не может арестовать: это президент Республики и председатель Совета. ПИДЕ как автономному органу было разрешено увеличить срок предварительного заключения до шести месяцев. Простая жалоба на человека, даже необоснованная, заканчивалась для него как минимум тремя месяцами под надзором мучителей.
В Лиссабоне, как поговаривали, один донос стоил не менее 200 долларов. Но и это была смешная цена по сравнению с более важной информацией – например, о местонахождении подпольщика. Тюрьмы Кашиаша, Пенише
