Энгельс рассмотрел в этих краснобаях чужих людей. Многие из них вскоре, побушевав и навредив, ушли из партии и навсегда порвали с революционными идеями или же скатились к крикливому и губительному анархизму.
В разгар оживленных споров, партийных съездов, счастливого перелома в рабочем движении слегла, занедужив, Елена Демут. Энгельс внезапно понял, что она не просто занемогла, как это бывало нередко. Ленхен умирала. Его неизменный добрый друг, которого он узнал более 40 с лишним лет назад, уходил навсегда.
Энгельс старался владеть собой, чтобы поддержать мужество в заподозрившей опасность Тусси. Врачи, которых он созвал, беспомощно разводили руками.
Грипп, осложненный воспалением легких, столь частые болезни в ноябре, когда над Лондоном повисали убийственные туманы, или что другое? Диагноз уже не имел значения. Больное сердце не боролось за жизнь, оно устало и просилось на полный покой.
Тусси и Энгельс не покидали комнаты Ленхен.
С Ленхен Демут уходили для Энгельса самые счастливые воспоминания, рвалась еще одна цепь, связывавшая его с Марксом. Рушились барьеры. Смерть приблизилась и к нему.
Слезы полились из глаз Энгельса, когда замер последний вздох Елены Демут.
Поздно вечером Энгельс заперся один в своем кабинете.
— Мы прожили с ней в этом доме семь счастливых лет. Мы были с ней последними из старой гвардии, Теперь я снова одинок.
Энгельс отложил письмо к Зорге и погрузился в скорбные раздумья. Видения прошлого надолго захватили его. В Брюсселе он впервые увидел румяную, недоверчиво рассматривавшую его исподлобья молодую деревенскую девушку.
Горе гонит сон. Он вспоминал, как много дала ему дружба Ленхен. В течение долгих лет Маркс, а после его смерти и он могли спокойно работать, не зная житейских треволнений, раздражающих бытовых помех. Неизмеримо добра и сильна была Елена Демут.
В эту ночь, с четвертого на пятое ноября, Энгельс и Тусси так и не сомкнули глаз. Они снова воскресили, чтобы оплакать и почтить, многих дорогих им людей, которых, как и они, горячо любила покойная.
Через три дня раскрылась могила, в которой лежал прах Карла, Женни и их маленького внука. Раскрылась, чтобы принять еще один гроб, как того хотела жена Маркса. Тело Елены Демут погребли рядом с наиболее дорогими ей людьми.
Прежде чем на широких ремнях опустили в землю гроб, к собравшимся у могилы, слегка заикаясь, не скрывая горя, обратился Энгельс:
— Маркс частенько обращался к ней за советом в трудных и запутанных партийных вопросах. Что касается меня, то та работа, которую я оказался в состоянии выполнить после смерти Маркса, проделана была главным образом благодаря тому теплу и помощи, которую она внесла в мой дом, оказав мне честь своим пребыванием в нем после смерти Маркса.
Пока тело дорогого человека еще находилось рядом и похоронная суета отвлекала мысли об утрате и образовавшейся внезапно пустоте, Энгельсу было легче. Но, вернувшись с кладбища, он услышал не ухом, а сердцем ту неповторимую тишину, которая приходит в дом вслед за выносом, и понял, что никогда больше не услышит мягкий, с материнскими требовательными интонациями голос Ленхен. На лестнице не раздастся шлепанье ее туфель, когда на рассвете она начнет спускаться в подвальный этаж, в кухню. Энгельс вспомнил, как заразительно, раскатисто и громко смеялась старушка, радуясь приезду внуков Маркса, Лафаргов или появлению старых соратников Либкнехта и Лесснера,
Энгельс думал о том, что близятся и его сроки. Эти же тяжелые мысли посещали и Тусси. Болезненно свыкаясь со смертью Нимми, она с ужасом думала о том, что может лишиться своего второго отца.
Ее, однако, успокаивало то, каким бодрым, деятельным, моложавым был Генерал. Наклоняясь над ним, когда он сидел в кресле, она громко радовалась тому, что не могла обнаружить седины в его каштановых волосах, хотя борода слегка уже побелела.
Настал большой праздник для всех социалистов и революционеров мира. Энгельсу исполнилось 70 лет. Эту дату отмечали на различных широтах планеты.
28 ноября, в пятницу, над Лондоном занялся, как всегда в эту пору, поздний хмурый день. Незадолго до этого на Риджентс-парк-род приехала, чтобы помочь Энгельсу спокойно работать, бывшая жена Карла Каутского, Луиза. Она решила остаться работать домоправительницей и секретарем Энгельса, глубоко чтя его и понимая, как необходим он всему человечеству. Нарушенный было смертью Елены Демут порядок благодаря появлению Луизы восстановился.
С самого утра в день рождения Генерала хлопала входная дверь. С почты доставляли десятки телеграмм и писем. В австрийской газете «Социал-демократише монатсшрифт» появилась статья Элеоноры Маркс-Эвелинг. Прочитав ее, Энгельс, чья скромность вошла в поговорку, рассердился не на шутку.
— Она выше всякой меры расхвалила меня… — досадовал он, а смягчившись, добавил: — Верно только то, что борода у меня курьезно обращена в одну Сторону.
Когда в один из своих дней рожденья он узнал от Луизы Каутской, что певческий кружок членов Лондонского коммунистического просветительного общества немецких рабочих собирается по случаю дня его рождения устроить чествование, то отговорился необходимостью быть в другом месте. Он написал участникам хора письмо:
«…И Маркс и я всегда были против всяких публичных демонстраций, посвященных отдельным лицам; это допустимо разве только в том случае, когда таким путем может быть достигнута какая-нибудь значительная цель… те немногие годы, на которые я могу еще рассчитывать, и все те силы, которыми я еще располагаю, по-прежнему будут всецело посвящены великому делу, которому я служу вот уже почти пятьдесят лет, — делу международного пролетариата».
Во всех социалистических газетах писали в этот день об Энгельсе. Чтобы обнять друга и руководителя всех революционных партий мира, в Лондон приехали Бебель, Либкнехт и Зингер. Они тотчас же получили прозвище трех волхвов. Кабинет Генерала был уставлен цветами и грудами подарков. Книги, письменные приборы, различные сувениры, нарядные адреса и, наконец, картины заняли все столы. Особенно хороши оказались жанровые полотна известного художника Рейнеке, поднесенные почитателем из Штутгарта.
Пир, как шутя называл Энгельс ужин в этот вечер, удался на славу. Луиза Каутская, Тусси и их смышленая помощница достигли совершенства в приготовлении любимых Энгельсом блюд.
За едой было произнесено много тостов и зачитаны телеграммы с Востока и Запада. Растроганный Энгельс слушал их с улыбкой, но внезапно нахмурился, встал, поправил очки и сказал:
— Спасибо, друзья. Но истина прежде всего.
