Завтра утром еду в Москву, по телефону С.П. сказал, что приезжает Саша Мамай.
18 августа, пятница. «Труд» на этот раз мою заметочку не напечатал. Звонил А.С.Вартанов, редактор прочел, все просек, он думает, признался, как и я, но струсил. Ничего в этом неожиданного нет. На работе мелкие проблемы, написал поздравительное письмо О.П. Табакову, ему уже 65, и Мише Сукернику в Нью-Йорк. Переписка с Мишей разрастается.
На въезде в Москву были жуткие пробки, все ищут террористов. Их не искать надо, а вводить прописку. Недавно был на базаре возле метро, ни одного русского лица среди продавщиц. Мы уже, видимо, не выращиваем помидоры, огурцы, петрушку, а одни азербайджанцы. В Тихой Риге свои террористы взорвали универмаг. От испуга все латыши для московского телевидения заговорили по-русски, забыв свою национальную гордость. Они, цивилизованные латыши, думали, что у них все обойдется, и они безнаказанно смогут и дальше посылать своих снайперш на заработки в Чечню.
Я физически ощущаю, как задыхаются в затонувшей лодке люди. И мы ничего не смогли сделать. Выяснилось, что по-прежнему царит показуха, хватило сил только чтобы выйти в море, а чтобы предусмотреть непоправимое нет уже ни мощностей, ни желания. Вышедший досрочно из отпуска, загорелый Путин оправдывался перед телекамерами. Он в патовой ситуации, пресса с наслаждением его травит.
Сейчас уже около 12 ночи. Норвежское спасательное судно, с английской подлодкой на борту, на которую возлагают какие-то надежды, придет к месту катастрофы только завтра.
В «Труд» теперь пусть пишет редактор. А впрочем, может быть, и не стоит ссориться, а попытаться сохранить мобилизующую меня площадку.
19 августа, суббота. «Курск», подводники.
20 августа, воскресенье. «Курск», подводники, пресса.
21 августа, понедельник. Телерейтинг для «Труда». Продиктовал А. С. Вартанову, но думаю, что или не напечатают совсем, или напечатают с огромными потерями:
«Об этом все напишут, но не писать об этом нельзя — авария на атомоходе «Курск». Первый импульс, когда авария стала развиваться как трагедия: к чертовой матери пора помести всех этих старперов, по-прежнему, принимающих «взвешенные» решения. Не будем, как дети, играть в любимые российские игры — «поиск виноватого», но давайте вспомним, кто у нас отвечает за армию, за авиацию, за флот. Один у нас есть министр. Вот его и имею в виду, тем более что имел с ним конкретную и предметную переписку об организации военной кафедры в институте — наверху, в министерствах сидят опытные и вдумчивые решальшики.
Я представляю, как было советниками и решальшиками доложено президенту об аварии: не волнуйтесь, ваше превосходительство, у нас есть техника, откроем, достанем, справимся сами. Шапками закидаем. Возьмем Грозный к Новому Году! И президент оказался в патовой ситуации: своей волей пригласи иностранных спасателей — виноват, подрывает престиж государства; едет на место событий — опять виноват, занимается популизмом и мешает нормальной работе. А тем временем из трагедии телевидение выстраивает мексиканский сериал. Камера допрашивает бывших подводников и заглядывает в лица родственникам. Частное горе тысячи людей и горе народа выпотрошены, как праздничная индейка. Забыта трагедия на Пушкинской площади, столкновение пассажирского автобуса в Омске. Идет охота на матерей, отцов и жен погибших моряков. О верховной власти высказываются бывшие и действующие подводники, и «простой народ». Выстраиваются журналистские карьеры. Но другого телевидения, не смотря на свободу слова, у нас нет. Через трагедию телевидение сводит свои счеты с властью».
Ездил в общежитие, устроил разнос С.И. по поводу охраны, недоволен работой буфета. Андрей Гринберг после смены оставляет грязь, не выдерживает графика, Лыгарев, несмотря на мой приказ, не подписывает меню. До сих пор нет заключения СЭС. Вернее, оно есть, но Лыгарев все никак его не заберет. Второй раз СЭС очень неохотно к нам ехала, мы взяли своих рабочих, а не подрядчиков которые они нам рекомендовали и выполнили все буквально их пожелания — значит, с нас уже ничего не возьмешь.
Порядка маловато, в комнате упросившей меня оставить ее на лето Л.Борисовой живут две посторонние женщины и какой-то парень. Каждый студент или выпускник старается с института драть.
Вечером на подлодке наконец-то норвежские водолазы открыли аварийный люк — лодка затоплена, полна воды, опоздали. По телевидению показывают родных и близких. Как будто бы кто специально свез их в Мурманск, чтобы было что показывать, чтобы поиграть на нервах зрителей. Родственников-то понять можно, но вот организаторов этого скопления отчаявшихся людей понять нельзя.
22 августа, вторник. Уехал Саша Мамай. Он приезжал сдавать какой-то вексель. Попутно купил себе штаны за 2000 рублей. Я себе таких штанов не смогу купить никогда. Но штаны так себе.
Утром, стиснув зубы, продирался сквозь этюды абитуриентов. Понравился один мальчик, которому влепили тройку, все очень зыбко, неловко, но за всем этим бьется неординарный человек, но стал сегодня справляться у З.М. и она сказала, что мальчик получил двойку по изложению и уже уехал к себе в Таганрог.
Приезжала с матерью моя ученица Асель. Они сменили Казахское гражданство на русское. Асель сказала, что хочет печататься на русском. Из Казахстана уезжают самые натуральные казахи, не сладко им, видимо, там всем.
В 3 часа состоялся секретариат СП. Приняли обращение по поводу гибели подлодки и развернутой в прессе травли Путина, я удивился, как по мыслям я совпал в рейтинге со своими коллегами. Тон этого обращения показался мне верен, на всякий случай я снял ряд перехлестов из текста и передал их В.Н.Ганичеву.
Я пришел первым и сел в уголке в кабинете В.Н. Потом вошел Сорокин, Ганичев ему сказал, может быть ты поздороваешься с ректором? Мы пожали с В.В. руки. Зла у меня на него после безобразной сцены, которую он мне устроил по телефону, никакого. Кажется и он, кряхтя, забывает. Но в этой ситуации я больше виню себя. Нечего со своей правдой лезть, пока не издох. Со мной все ведут себя довольно осторожно, как бы ждут подвоха.
Вечером ходил в бассейн, хожу туда уже полтора месяца с большим упорством.
По телевидению душераздирающие сцены, связанные с молодыми женщинами, женами погибших моряков и с их матерями. Путин полетел в Мурманск, чтобы встретиться с этими женщинами и разобраться в ситуации. Он, как мне кажется, сделал это абсолютно вовремя.
23 августа, среда. Опять ездил в общежитие, решили относительно ремонта в местах общего пользования на втором этаже. Опять наткнулся на каких-то загадочных жильцов на 3-м этаже в 434 комнате. Услышал враки о том, что это какие-то заочники. Потом С.И. плел мне какие-то объяснения относительно МУРовца и будто бы он меня об этом информировал. «Сережа, хоть одного человека селил ли я в общежитие без письменного разрешения? Вот то-то».
