Однако понемногу у него раскрылись глаза. Мы помним его реакцию на предложение написать «революционную сонату». Однако на протяжении всего 1804 года он продолжал работать над своей симфонией «Бонапарт». До того самого момента, как узнал, что Наполеон провозгласил себя императором французов.
«Тут он пришел в ярость и воскликнул: „Так значит, это всего лишь заурядный человек! Теперь он станет попирать ногами все человеческие права, будет слушать лишь голос своего честолюбия, захочет возвыситься над всеми прочими и превратится в тирана!“ — вспоминал Рис. — Он подошел к столу, схватил титульный лист, разорвал его надвое и швырнул на пол. Первая страница была переписана заново, и симфония впервые получила тогда свое название: „Simfonia Eroica“».
Такова легенда. Предположения можно строить самые разные. Возможно, Бетховен отказался посвятить свою симфонию будущему императору французов по дипломатическим причинам. В 1804 году Австрия и Франция не находились в состоянии мира. Осенью французские войска заняли Вену, и на следующий год война продолжилась. «Героическая симфония» будет посвящена князю Лобковицу, который купит ее за 400 дукатов и организует ее исполнение в своей летней резиденции в Рауднице в сентябре 1804 года. Говорят, что симфония так понравилась прусскому принцу Луи Фердинанду, остановившемуся у Лобковица, что он велел сыграть ее три раза подряд.
Если герой «Героической симфонии» уже не Наполеон, то кто же он? Никто. Это просто идея героизма, которую истории не удается осуществить, поскольку «герои» вечно становятся преступниками. Некая концепция величия человека, заключенная в трагические конфликты. «Героическая симфония» — программное произведение. Она большая (длится почти час), что тогда было в новинку для произведения такого рода. Первая часть — грандиозная, «прометеевская», с головокружительными взлетами и знаменитыми шестью ударами, звучащими призывом к борьбе; вторая часть — «траурный марш» с трагическим надломом перед скерцо (композитору полюбилась эта форма), выражающим дионисийскую радость; конец-апофеоз — обработка знаменитой темы, уже использованной в «Творениях Прометея» и «15 вариациях и фуге для фортепиано», народной песни, которая явно преследовала Бетховена: это действительно триумф, гимн свободе, взрыв звуков, выпускающий на волю нечеловеческую радость после мрачного путешествия в царство смерти.
Бетховен чувствует себя обманутым в своих идеалах, и эта горечь звучит в его произведении. Как пишет Мейнард Соломон, «Бетховен считал Бонапарта воплощением просвещенного вождя, но вместе с тем он чувствовал себя обманутым в своих ожиданиях его цезаризмом. Двоякость позиции Бетховена отражала коренное противоречие его эпохи и нашла свое выражение в „Героической симфонии“. Эта симфония порождена конфликтом между верой просветителей в государя-спасителя и реальностью бонапартизма».
Разумеется, об отъезде в Париж уже не было и речи. Зачем покидать Вену, если там будет еще хуже? Как художник, Бетховен был слишком умен, чтобы не понимать, что при таком режиме от произведений искусства ждут, чтобы они служили славе тирана в патетическом ключе торжествующего (и смешного) героизма. Это — без него.
Несмотря на довольно долго продержавшееся мнение, «Героическая симфония» не «симфония Наполеона». Это победная песнь человечества, торжествующего над мраком, первое произведение, в котором Бетховен, выйдя за рамки случайных исторических обстоятельств и преодолев французское влияние «революционной» музыки, отмеченной наивной помпезностью, достиг поистине космических высот.
Джульетта вышла замуж и исчезла из его жизни. Страдал ли он? Изгнал ли он ее из своих мыслей? Нам это неизвестно. Людвиг не зацикливался на неудачах, он шел вперед. Зато Жозефина Дейм, урожденная фон Брунсвик, играла всё большую роль в его повседневной жизни. Ее брак оказался недолгим, хотя и плодовитым. Она овдовела в начале 1804 года. Граф Дейм умер от пневмонии во время поездки в Прагу, оставив Жозефину с тремя маленькими детьми, беременную четвертым. Началось медленное сближение между Бетховеном и Пепи. Старшая сестра Тереза, порой чересчур часто вмешивавшаяся в жизнь своей сестры, даже тиранившая ее, была этим несколько уязвлена.
Однако ни о какой сердечной склонности Бетховена в 1804 году нам неизвестно. Он работает. В «Героической симфонии» был преодолен важный рубеж. Наконец-то создано произведение себе под стать, соответствующее размаху его устремлений. Впрочем, он знал, что еще рано радоваться: неизвестно, как будет принята эта симфония, совершенно ни на что не похожая. Она впечатлила первых слушателей, но не покорила их; ей предстоит проделать еще долгий путь. В самом деле, в последующие годы реакция была неоднозначной, если не враждебной. Заметка в «Альгемайне музикалише цайтунг» за 1805 год называет симфонию «длинной, трудной для исполнения, чем-то вроде дерзкой и дикой, расстроенной фантазии, полной пронзительных звуков и странностей, так что невозможно составить о ней целостное впечатление». Те же критические замечания повторялись по мере исполнений: слишком длинная, причудливая, колоссальная, ей не хватает ясности и единства. Много странностей, которые вряд ли нужны, «per festiggiar il sovenire d’un grand uomo»[11], как говорилось в посвящении.
Но музыкальное произведение должно идти своим путем, жить своей жизнью. Бетховен уже занят другим. Весь этот год он яростно ссорился со своим другом Стефаном фон Брейнингом — порвал с ним, потом примирился по обычной схеме: извинения, раскаяние, уверения в дружбе и т. д. Из-за чего? Из-за пустяка, как это часто бывает, а может быть, не сошлись характерами, поскольку друзья жили тогда в одной квартире, а делить жилплощадь с безалаберным и взбалмошным Бетховеном — то еще удовольствие. Он часто терял разные вещи, искал их в своем бедламе, вопил, обвинял окружающих, что те их взяли, иначе он бы их нашел. Его приступы раздражительности говорили о том, что начался творческий процесс. Брейнинга Бетховен укорял за мелочность и узость взглядов. Он уехал в Баден, потом в Дёблинг на лето и написал оттуда Рису письмо, очень показательное в плане его характера и представлений об отношениях между людьми:
«Поверьте мне, дорогой мой, моя несдержанность была лишь вспышкой, вызванной стечением множества случайных и неприятных обстоятельств, накопившихся между нами. Я наделен способностью скрывать и не выказывать впечатлений о множестве вещей, но если меня хоть раз довести до крайности в момент, когда я готов разгневаться, я могу вспылить сильнее, чем кто-либо другой. ‹…› Для дружбы нужно полное сходство душ и сердец».
