Нуреев, публика была захвачена их танцем потому, что они сами были захвачены своей работой.
Очень скоро из героя-однодневки Нуреев превратился в настоящую звезду. Публика воистину сходила с ума. Попасть на спектакль с участием дуэта Фонтейн – Нуреев было просто невозможно. По воспоминаниям одного из сотрудников концертного бюро, устраивавшего гастроли Королевского балета в Америке, это была настоящая истерия. Люди разбивали палатки возле здания «Метрополитен-опера» [56] и дежурили по трое суток, чтобы достать билеты.
Посмотреть на Нуреева приходили Грета Гарбо и Жаклин Кеннеди. Марлен Дитрих откровенно с ним флиртовала. Джон Персиваль, балетный критик Times, сказал о Фонтейн и Нурееве: «Партнерство, подобное этому, мы никогда не видели раньше и не увидим вновь… Уникальные и сверкающие таланты, каждый самостоятельно превосходен и очень отличен от другого, соединились вместе, чтобы создать еще более великое».
О Нурееве вполне справедливо писали впоследствии, что в его исполнении были свои недостатки. Однако мужской танец стал не только равноправным с женским, но и, в исполнении Нуреева, обрел самостоятельное значение, исполненное не меньшей красоты и выразительности. Он не боялся показывать на балетной сцене красивое мужское тело, не стесняясь его обнажать и умело используя грим. Многим притягательность Нуреева казалась волшебной, магической. Большой эффект производила на зрителей его экзотическая внешность: нестриженая лохматая грива, лицо с резкими, восточными чертами, экспрессивная, выразительная пластика, а самое главное – неугасимый внутренний огонь, который был виден в каждом его движении и жесте.
Партнершей Нуреева в труппе барона де Куэваса была американка Розелла Хайтауэр, которая была старше его на 18 лет.
Начинала она в труппе дягилевского танцовщика Леонида Мясина, потом сменила несколько театров по всему миру, а к концу карьеры уже сама руководила крупнейшими балетными труппами Франции и Италии.
В 1962 году балерина, уже решив уйти со сцены, дала серию последних выступлений в Казино Довиля и парижском Театре Елисейских Полей, на которых танцевала с Рудольфом Нуреевым, Соней Аровой и Эриком Бруном. Сообразив, что именно скандально известное имя Нуреева привлечет публику, Хайтауэр поставила его на афише выше имени Эрика Бруна. Конечно, это было неправильно и даже неэтично. Нуреев находился лишь в самом начале своей карьеры, в то время как Брун был признанным мастером.
И вот теперь нечто подобное повторилось и после премьеры «Жизели»: Эрик Брун приревновал Нуреева к роли. Ранее он сам танцевал Альберта, и был прекрасным Альбертом, но не таким, как Нуреев. Вернее, совсем иным, нежели Нуреев.
Шесть лет назад, танцуя в паре со стареющей примой Алисией Марковой (англичанкой из труппы Дягилева, взявшей русский псевдоним), он ошеломил мир балета, покорив публику безупречной техникой, однако он не внес новизны в образ героя. Успех был бурным, однако не таким бурным, как сейчас у Нуреева. И никогда на его долю не выпадало таких оваций.
Это не могло не поразить Бруна, воспитанного в традициях датского балета, в котором техничность, академизм ставились на первое место.
Было бы неправильным сказать, что Эрик завидовал, скорее, он был озадачен и обескуражен.
Расстроенный Брун покинул театр, Нуреев бросился за ним, а следом ринулись восторженные поклонницы. Это была их первая размолвка. Потом таких будет еще много. Постоянная ревность, соперничество, ссоры, примирения и постоянная потребность друг в друге – таковы были сложные взаимоотношения этих двух людей.
Трудности усугубились и после того, как всевластная Нинетт де Валуа заключила годичный контракт с Нуреевым, отвергнув Эрика Бруна. Конечно, Бруну было обидно: он был не менее талантлив, а технически куда более совершенен, нежели Нуреев, но все это перевешивала безумная, фантастическая популярность Рудольфа, «рудимания».
Спокойному уравновешенному датчанину было невозможно выдержать сравнение с необузданным татарским темпераментом Нуреева, «Чингисханом сцены». Понимая это, Эрик замкнулся в себе.
Обиженный и разозленный Брун вернулся в Копенгаген. Там он пробыл недолго, а Руди звонил ему каждый день. Потом приехал навестить. Но тут в довершение бед у Эрика Бруна скоропостижно умерла мать, которую он очень любил. Рудольф, разлученный со своей матерью, искренне сочувствовал ему в его горе.
Казалось, наступило примирение! Но вместе они пробыли недолго: Брун заключил контракт с Сиднейской оперой и уехал в Австралию. Рудольф Нуреев очень тосковал по нему и поначалу снова звонил ежедневно, а Эрик не желал с ним говорить. Улаживала конфликт чудесная балерина, бывшая невеста Эрика Соня Арова, умная и здравомыслящая женщина. Она подолгу объясняла Рудольфу, что далеко не всем людям нужно, как ему, выплеснуть свои проблемы на других. Что некоторые предпочитают замыкаться в себе и переживать все молча. Рудольф понимал… и не понимал. Желая объясниться, он взял отпуск и сам отправился в Сидней. Надо заметить, что Рудольф Нуреев, много гастролировавший и облетевший весь земной шар, несмотря на это страдал аэрофобией и летать очень боялся. Но тут желание встретиться с любимым человеком пересилило страх. Однако во время полета произошел инцидент, который сам Нуреев вспоминал с ужасом.
Самолет приземлился в Каире для дозаправки, но почему-то пилоты медлили с вылетом. Потом вдруг пассажиров попросили покинуть самолет. Нуреев напрягся: он был убежден, что за ним охотится КГБ, и что имеется приказ его похитить или искалечить. Поэтому он отказался покидать салон самолета и бросился к стюардессам, умоляя их спрятать его. Одна из девушек ему поверила. Она втолкнула танцовщика в кабинку туалета и повесила на дверях табличку «Out of order» – «Не работает». А к самолету уже направлялись двое в серых костюмах. Они долго обыскивали салон, стучали в дверь туалета, дергали за ручку… потом удалились ни с чем. Все это время Нуреев стоял, не двигаясь и затаив дыхание. Он смотрел на себя в зеркало и видел, как седеет.
Он рассказывал об этом происшествии много раз, некоторые верили и сочувствовали беглому танцовщику, другие приписывали все его чрезмерной мнительности и посмеивались. Но невозможно оспорить тот факт, что случаи внезапного таинственного исчезновения перебежчиков из СССР в те годы были нередки.
Эрик ждал его в аэропорту Сиднея. Они снова были вместе, но полного примирения не произошло. Рудольф был крайне ревнив, но в то же время сам не считал нужным хранить верность. «Если твоя природа такова, что ты не можешь выдержать одну или две ночи в одиночестве, – вполне обоснованно упрекал его Эрик, – значит, ты не знаешь, что такое настоящая любовь» [57].
К тому же Рудольф совершенно не умел держать себя в руках и то и дело поддавался эмоциям, а это шокировало Бруна.
Хуже всего, что Эрик из-за переживаний стал много пить. Некоторые
