Я, пожалуй, не в состоянии оценить степень искренности данного стихотворения, зато безусловно могу отметить, что его автор не обладает тем бесстрашием или той бесшабашностью, которые в обращении с такой же молитвенной принадлежностью проявил другой мусульманин, знаменитый Омар Хайям, за восемь веков до нашего поэта написавший такое четверостишие:
Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой:
Когда-то коврик я стянул отсюда,
А он истерся; надо бы другой!
Перевод с фарси О. Румера
Хотя со всей убежденностью должен заметить, что каждый по-настоящему талантливый человек — в любой области! — бесстрашен по-своему. А в том, что Александр Кусиков — поэт талантливый, сомневаться не приходится. Для доказательства я с удовольствием приведу несколько примеров его образного строя, живописного восприятия жизни, — ведь не случайно же он примыкал к стану именно «имажинистов» — «образников»!
…Раскололся шар огненно-литой,
Расплескалась кровь огромного
граната, —
Облак — белый конь в сбруе золотой! —
Умирал в бою гремящего заката.
…День в закате свой белый локоть
Укрывает лиловым платком.
…Разбилось небо черепками звезд,
Зевнул усталой позолотой месяц.
О, если б вбить в рассвет алмазный гвоздь
И жизнь свою на нем повесить!
…Туман свисает бородой Пророка.
…Качаю мысли на ресницах сосен…
…О, сколько слов в шуршащем пересвисте
Роняет с крыл совиный перелет,
Когда заря кладет в ладони листьев
Копейки красные своих щедрот.
Разумеется, на память приходят строки Сергея Есенина с той же густой образностью. Хотя бы такие:
О красном вечере задумалась дорога.
Кусты рябин туманней глубины.
Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины…
Ей-богу, эти строки стоят друг друга! Быть может, кому-то покажется чрезмерной их образная перенасыщенность, но ведь они были так молоды — двадцать три–двадцать четыре года, и казалось, обоих еще столько ждало впереди!
В 1921 году А. Кусиков выпускает книгу «Джульфикар», название которой дала одноименная поэма.
Что означает слово «Джульфикар»? По преданию, это один из замечательных Девяти мечей пророка Магомета, на лезвии которого находились две расходящиеся линии… Я не могу объяснить всю глубокую символику этого образа, которую видел поэт, но в самой поэме есть такая поэтическая декларация:
Есть сладость в том,
чтобы познать себя,
Есть сладость в том,
чтобы вернуть потерю, —
Кубань и Волга, Енисей и Терек
В меня впадают, как один поток.
……………………………………………………
Кто, как не я, молитву в завтра шепчет,
Захлебываюсь горечью вина?
Всем с колокольни я,
всем с минарета…
Крест и полумесяц! Две линии на мече Магомета… Постоянный, навязчивый мотив раздвоения… Или же двуединства?!
Минарет и колокольню поэт считает двумя разновысокими трибунами для проповеди человеческого единения!
Пожалуй, самой примечательной и невольно притягивающей внимание и в наши дни является книга стихов Александра Кусикова с труднопроизносимым и не сразу расшифровываемым названием — «КОЕВАНГЕЛИЕРАН».
Вышла из печати она в Москве, в 1920 году, в издательстве «Плеяда» — с кубо-футуристическими, довольно наивными и не шибко выразительными страничными иллюстрациями все того же неугомонного Б. Эрдмана….
С ходу и не догадаешься, что название кусиковской книги составлено из названий двух великих книг — Корана и Евангелия, причем в данном случае Коран как более молодая, энергичная религия охватывает христианскую святыню, включает ее в себя…
Открытый, дерзкий, я бы сказал, впечатляющий Символ! Выражаясь современным языком и пользуясь общеизвестным в мировой философии термином, принадлежащим русскому мыслителю Питириму Сорокину, мы можем говорить о «конвергенции», понять авторскую мысль как стремление к врастанию, взаимопроникновению, взаимообогащению и в конечном счете — к единству двух мировых религий: христианства и ислама!
Грандиозное намерение!
Если слово «ангел» означает посланник, вестник Божий, а «Евангелие» — благую весть, то в подобном названии скрыто как бы двойное послание!
Оговорюсь сразу же, продемонстрировав тем самым свой тяжелый, придирчивый характер: кусиковская «двуединая» конструкция кажется мне неуклюжей и тяжеловесной. Уже в начале слова спотыкаешься о сочетание «кое-ван», подобное привычным в русской речи «кое-кто», «кое-где», «кое о чем»… Раздумывая — не о глубинной сути термина, а о его форме, я предложил бы автору «редакторский» вариант, более благозвучный и выразительный — «ЕВКОРАНГЕЛИЕ».
Название, кстати, и короче, и вдобавок, частица «ан» становится общей!
Не знаю, согласился ли бы на это Кусиков при жизни: ребята они все были весьма самолюбивые, и сделанного — увы! — не исправишь.
Книге дала название одноименная поэма, имеющая выразительный подзаголовок — «Поэма причащения».
Она захватывает сразу, с самых первых строк:
Полумесяц и крест.
Две Молитвы, два Сердца
(Только мне — никому не дано).
В моей душе христианского иноверца
Два Солнца,
а в небе — одно!
Далее эта тема развивается:
Звездный купол церквей,
минарет в облаках.
Звон дрожащий в затоне и крик муэдзина,
вездесущий Господь,
милосердный Аллах, —
Ля иля иля-ль ла,
и во имя Отца,
Святого Духа и Сына…
Несмотря на громоздкость и неудобочитаемость названия, в поэме «КОЕВАНГЕЛИЕРАН» с пронзительной искренностью сформулировано мятущееся мировоззрение поэта, единая душа которого принадлежит сразу двум религиям!
Два Сердца, два Сердца,
два Сердца живых,
Два Сердца, трепещущих р а з н о,
(разрядка моя. — Л. К.)
Молитвенно бьются в моей
рассеченной груди, —
…………………………………………………………………………..
И мне было рассказано,
Что у Господа Сын есть любимый,
Что Аллах в облаках един…
Почти каждая строфа этой небольшой по размеру поэмы идейно нагружена. Читаем:
