Тринадцатого августа нас вновь подняли по тревоге.
На КП командир полка обратился к летчикам:
— Наши войска неудержимо идут на Запад. Мы давно не бомбили аэродромы противника. И вот сегодня получен приказ нанести удар по аэродрому Городище. Там скопилось много транспортных pi боевых самолетов. Задача — уничтожить их!
Выполнять задачу решили несколько необычно. Часть полка выделялась для отвлечения и подавления средств ПВО. Основные же силы должны были подойти на бреющем к аэродрому Городище и нанести внезапный удар.
В нашей практике еще не было случаев ночных действий с бреющего полета. Долго мы «обмозговывали» детали.
Третья эскадрилья по выучке летного состава считалась в полку слабее других, поэтому ей поручили отвлечь на себя средства ПВО. Первая и вторая эскадрильи составляли ударную группу.
Если раньше мы взлетали по готовности каждого экипажа, то на этот раз решили вылетать строго по времени, чтобы дистанция между самолетами была минимальной. Это позволяло быстрее проскочить зону ПВО и нанести сосредоточенный удар.
Полк поднялся в воздух. Мы с Пахомовым шли шестыми. Наша эскадрилья должна была первой выйти на цель.
Подойдя к станции Чернец третья эскадрилья была встречена световым щитом прожекторов. Шли почти у самой земли. Прошли поселок имени Воровского. Третья эскадрилья, выполнив свою задачу, повернула обратно. Мы пошли одни. При подходе к северной окраине Брянска засветили прожекторы, застрочили пулеметы, тяжело заухали зенитки. Спина стала мокрой от холодного пота. Всегда спокойный Корнеич бархатным голоском передает:
— Коля, чуть правее… Прожектор слева остался… Хорошо…
— Ты держи пулемет наготове, — прервал я его, — сейчас выскочим на аэродром — и бей…
Чем ближе к цели, тем крепче руки сжимают ручку управления. Штурман предупреждает:
— За домами цель!
— Ясно.
Рогатки лучей прожекторов стеной встали вокруг аэродрома, когда первые самолеты сбросили бомбы. Отсвет взрывов и пожаров, трассы пуль и зенитных снарядов полосуют ночь. Прижавшись к земле, ожидают своей участи самолеты противника. Десятки осколочно-фугасных бомб падают на «юнкерсы», стоящие на земле.
— Горят, горят… — торжествовал Корнеич и строчил из пулемета по неподвижным фашистским самолетам. И вдруг — ослепительный свет. Прожектор! Один. Второй. Третий.
«Ну, теперь крышка», — мелькнуло в голове.
Нет! Выскочили. Прожекторы остались позади. Первая атака удалась.
Резко развернувшись, обогнули Бежицу с запада и, прижимаясь к Брянским лесам, благополучно возвратились на аэродром. Так был применен новый тактический прием — ночная атака с бреющего полета. Опыт оказался удачным. На следующий день с аэродрома Городище не поднялся ни один фашистский самолет.
Надолго запомнились нам эти горячие дни. Враг продолжал откатываться под ударами наших войск. На земле и в воздухе шли непрерывные бои. Росло напряжение. Мы недосыпали, а порой некогда было и поесть. Днем штурмовики, истребители, бомбардировщики расчищали путь нашей пехоте и танкам. А ночью били гитлеровцев и мы. Круглые сутки висел гул авиационный моторов над брянскими просторами.
В эти дни я подал заявление о приеме меня в члены партии. Партийное собрание состоялось на летном поле, у стоянки нашей эскадрильи, и началось сразу же после посадки последнего самолета, вернувшегося из боя.
Волнуясь, я почти не слышал, как принимали в партию моих боевых друзей, и вскочил с земли лишь тогда, когда Сувид повторил:
— Товарищ Шмелев, расскажите свою биографию…
Внимательно слушали меня коммунисты. Когда я закончил короткий рассказ словами, что хочу воевать, а если понадобится, то и погибнуть за Родину коммунистом, слово взял майор Шевригин:
— Я рекомендую принять товарища Шмелева в члены большевистской партии. Все мы хорошо знаем его. На наших глазах вырос он в неплохого бойца. Но товарищу Шмелеву, как и всем нам, надо сделать правильный вывод: погибнуть на войне — дело простое; труднее воевать так, чтобы нанести врагу как можно больше урона, а самому остаться живым. Дел у нас по горло, враг еще топчет нашу родную землю, миллионы советских людей томятся в фашистской неволе… Значит, мы не вправе погибать, друзья… — На какое-то мгновение он умолк, оглядев сидящих.
— Николай, ты присядь, — предложил мне председатель собрания Андрей Рубан.
— Погибать нам никак нельзя, товарищ Шмелев, — продолжал Шевригин. — Главное сейчас — сделать каждый боевой вылет таким, чтобы наземные войска по-настоящему почувствовали нашу реальную помощь в разгроме оккупантов. Для этого требуется вложить в каждый удар всю силу ненависти к врагу. Так учит нас партия. Сегодня мы принимаем тебя в ее боевые ряды. Теперь, когда ты пойдешь в бой, все будут знать: это летит не просто летчик, а летчик-коммунист! Вот какое дело, товарищ Шмелев, понял ты нас? Думаю, что понял.
«Да, я понял, дорогие мои друзья, — подумал я, — понял и благодарю вас за большое доверие. Я его сумею оправдать».
Слово взял наш комсомольский вожак Миша Егоров.
— Мне думается, что мы не ошибемся, приняв в партию Николая Шмелева. С тех пор, как приняли его кандидатом, я внимательно наблюдал за ним…
«А ведь я-то и не подозревал, что меня проверяет боевой друг», — подумал я.
— …Парень-то он, Шмелев, правильный. И воюет правильно. Но дело не только в этом. Я о другом. Бывают еще у него заскоки. Помните, как ему не понравилось летать с молодым штурманом? Или, например, тот случай, когда он показал «высший пилотаж»? Так вот, дорогой товарищ Шмелев, пойми, что нас, коммунистов, в полку много и мы у всех на виду. С нас берут пример. Нам доверяют во всем. Надо ценить такое доверие, — закончил Михаил.
И я еще раз подумал: «Спасибо, товарищи, большое вам спасибо за теплоту и строгость. За великое доверие. Я его оправдаю!»
Через день начальник политотдела дивизии вручил мне партийный билет. День 23 августа 1943 года стал для меня праздником на всю жизнь.
…День сменялся днем. Шел сентябрь. Мы продолжали оказывать посильную помощь наступающим частям Брянского фронта. Напряжение в боевой работе не спадало.
В эти дни нам довелось выполнить одно не совсем обычное задание.
Часа в два дня шестнадцатого сентября Алексея Зайцева и меня срочно вызвали в штаб полка. Начальник штаба подполковник Лопаткин, улыбаясь, сказал:
— Сейчас звонил командир дивизии и приказал немедленно направить вас к нему. Вылетайте без задержки. Дворецкий уже готовит самолет…
Через час мы были в дивизии. Зачехлили машину и молча пошли к комдиву. Молчание прервал Алексей:
