за изменников». То, что Ф. Громов числился большевиком, а выступал за анархистов, было обычным делом, так как многие матросы состояли сразу в нескольких партиях С большим трудом Ф.Ф. Раскольникову, бывшему тогда зампредседателя Совета, и другим исполкомовцам удалось уговорить собравшихся не ломиться в столицу толпой, а отправить делегацию для выяснения обстановки.
Ф.Ф. Раскольников, как он пишет, позвонил Г.Е. Зиновьеву в Таврический дворец, заявив, что «вопрос стоит не так: выступать, или не выступать, а в другой плоскости: будет ли проведено выступление под нашим руководством или оно разыграется без участия нашей партии — стихийно и неорганизованно». Г.Е. Зиновьев попросил подождать несколько минут. Во дворце Ксешинской лихорадочно совещались, что делать. Затем Зиновьев сообщил, что «ЦК решил принять участие в завтрашнем выступлении и превратить его в мирную организованную демонстрацию».
Григории Евсеевич Зиновьев
После этого и матрос левый эсер Б. Донской, позвонив своим партийным лидерам в Таврический дворец, также принял решение об участии в демонстрации. Свидетельство Ф.Ф. Раскольникова о том, что ЦК большевиков принял решение об участии в выступлении под влиянием решения кронштадтцев, лишний раз говорит о матросах, как о самостоятельной политической силе. Хотя, очевидно, к этому моменту и сам большевистский ЦК уже в значительной степени «созрел» для такого решения из-за давления рабочих депутаций и сепаратных действий в этом направлении своей Военной организации во дворце Кшесинской.
К этому времени в Кронштадте была создана комиссия по руководству демонстрацией. Чтобы не остаться вне процесса Раскольникову и Рошалю пришлось войти в ее состав. Остальные семь членов комиссии были эсерами и анархистами.
Одновременно в Питере Зиновьев требовал от Петроградского Совета взять всю полноту власти в свои руки, стремясь столкнуть, таким образом, Совет с правительством. Члены совета были тоже не лыком шиты и в ответ потребовали от большевиков, чтобы те помогли остановить «бузу» пулеметного полка. Окончательно разругавшись, стороны так ни к чему и не пришли. Тогда большевики, уединившись, наскоро избрали некое “Бюро рабочей секции”, от имени которого объявили, что Временное правительство должно быть свергнуто. Решено было перехватить инициативу у конкурентов анархистов, для чего на следующий день самим поднять вооруженный мятеж, двинуть на Таврический дворец и разогнать упрямцев из Петроградского Совета, доизбрать новых членов, после чего уже от их имени объявить о передаче верховной власти Советам и назначении нового правительства.
Однако сохранить в тайне свои планы большевикам не удалось, и командующий войсками округа генерал П.А. Половцов вызвал к штабу округа и Зимнему дворцу казаков и верные правительству пехотные части.
Между тем большевики собрали совещание ЦК. Известие о введении в столицу верных правительству войск сразу поубавило их пыл. В результате чего большинством голосов было решено отказаться от вооружённой демонстрации. Впоследствии на это ссылались советские историки, как на доказательство непричастности партии ко всем последующим событиям. Однако решение решением, а машина мятежа была уже запущена.
Первыми, как и следовало ожидать, поднялись «пулемётчики». Вечером они были уже у дворца Кшесинской. Около 11 часов вечера, когда «пулеметчики» проходили мимо Гостиного двора, впереди раздался взрыв гранаты, и началась стрельба. Солдаты открыли ответный огонь. Появились убитые и раненные. К полуночи возглавляемые анархистами толпы заполнили улицы вокруг Таврического дворца. Петроградский Совет был взят в осаду. Теперь, если бы большевики решились на столь явный захват Совета, то Совет совместно с правительством вполне легитимно могли арестовать большевиков, как врагов революционного государства. С другой стороны, если бы народ вышел на улицы и был бы подкреплен солдатами и матросами, появился бы шанс на самостоятельный захват власти.
Большевики все время лихорадочно совещались, решая, как выйти с наименьшими потерями из создавшейся ситуации. После полуночи у Таврического дворца было уже более 30 тысяч человек. А позвонивший из Кронштадта Раскольников сообщил, что вооруженные матросы во главе с анархистами уже грузятся на плавсредства и к утру тоже будут в столице. Только после этого ЦК решился на участие в «вооруженной демонстрации». По существу это было решением о вооруженном захвате власти. Одновременно был отправлен посланец за В. И. Лениным в Финляндию, где тот прятался от властей.
Из набора газеты «Правды» было срочно изъято обращение ЦК с призывом к сдерживанию масс, и на следующее утро газета вышла с белой «дырой» в тексте. Сам Ленин позднее объяснял, что решение принять участие в вооружённой демонстрации, было сделано исключительно «для того, чтобы придать ему мирный и организованный характер». Но поверить в это сложно. Тем временем, около 10 тысяч вооруженных кронштадтских матросов, пройдя на вспомогательных судах Морским каналом и устьем Невы, высадились на пристани Васильевского острова и Английской набережной. С этого момента уже именно матросы начали играть ведущую роль во всех происходящих в столице событиях. Одновременно в городе начались грабежи и погромы.
По воспоминаниям Ф.Ф. Раскольникова, к нему подбежал большевик Флеровский и сообщил маршрут дальнейшего шествия матросов. «Мы, прежде всего, должны были идти к дому Кшесинской, где тогда сосредотачивались все наши партийные учреждения».
Под анархистскими лозунгами «Долой Временное правительство!», «Безвластие и самоустройство» «вооружённая демонстрация» (численностью по разным оценкам от нескольких десятков до пятисот тысяч человек) двинулась к Таврическому дворцу. Во главе ее шли матросы с винтовками. «Красный мичман» Раскольников впоследствии заявил на допросе следователю Временного правительства, что оружие было взято демонстрантами «для защиты от контрреволюции».
Матросы жаждали драться, но им нужны были руководители. Пройдя по университетской набережной, Биржевому мосту, матросы перешли на Петербургскую сторону и, миновав Александровский парк, их колонна двинулась к зданию ЦК РСДРП (б), т. е. к дворцу Кшесинской. С балкона особняка Кшесинской перед демонстрантами выступили большевистские ораторы, в том числе Свердлов и Луначарский. Свердлов призывал демонстрантов требовать «изгнания министров-капиталистов из правительства» и передачи власти Советам, т. е. фактически призывал к свержению власти. Но матросы хотели послушать Ленина. Историк М.А. Елизаров по этому поводу пишет: «Для большевиков настал решающий момент: делом подтвердить свои прежние призывы на право быть политическим руководителем кронштадтцев. Во дворец М. Кшесинской из пригородной дачи В.Д. Бонч-Бруевича только что приехал В. И. Ленин, настроенный против выступления. У него не было желания встречаться с кронштадтцами. Кронштадтцы же жаждали услышать от «самого» Ленина «самой» революционной речи и не могли уйти, не увидев знаменитого вождя, который в отличие от всех других вождей русской революции так ещё ни разу не побывал в Кронштадте. Группа моряков разыскала его во дворце и, несмотря на все доводы В.И. Ленина о «болезни» и т. п., добилась его появления перед кронштадтцами на балконе дворца. В.И.
