А эти объятия о чем-то говорят?
— Ну, обниматься — это другой уровень отношений. (Улыбается.)
— Зачем Ельцину была нужна операция «преемник», и дураку ясно. Но почему Путин, ставший совершенно самостоятельным политиком, воспользовался схемой Бориса Николаевича?
— Это вопрос к Путину. Но мне кажется, он думал не столько о преемнике, сколько о преемственности курса, который проводил. Российская традиция, увы, такова, что всякий новый лидер государства обрывал линию предшественника. Путин этого не хотел. А Ельцина больше заботила фигура преемника, чьей главной задачей являлось гарантировать безопасность его и семьи.
— И все же не дело, как говорил нам Григорий Явлинский, относиться к избирателям словно к маленьким нездоровым детям. Мы отныне всегда будем ждать, какое имя следующего президента назовет президент действующий? Сами способны сориентироваться, что к чему. Так ведь положено в демократиях?
— Безусловно. Надо отходить от пресса административного ресурса, не стыкующегося со свободным волеизъявлением народа. Очевидно, мы придем к такой практике, когда действующий президент, не оставаясь индифферентным к тому, кто его сменит, будет оказывать поддержку определенному кандидату, но не станет выдвигать его фигуру в качестве преемника.
— Сколько времени вы отводите президенту Дмитрию Медведеву, чтобы в тандеме с Владимиром Путиным обрести лидирующую позицию? Это произойдет?
— Думаю, при Путине Дмитрий Анатольевич никогда не станет абсолютно лидирующей фигурой. Однако то, что он — не «английская королева», а активно выполняет функции главы государства, не подлежит сомнению.
Глава седьмая
Близкий Восток
— Когда мы впервые прилетели в Дели открывать корпункт «Литературной газеты» в Индии, стояла пятидесятиградусная жара. Таксист-сикх нервничал: то ли все стекла открыть в душном «Амбассадоре», то ли не устраивать сквозняк, чтобы не продуло играющего на заднем сиденье трехлетнего русоголового мальчика. Первая реакция была: куда мы привезли маленького сына? Но спустя минут сорок машина остановилась у небольшой двухэтажной резиденции, перед входом в которую росла шелковица и цвели невероятной красоты розы. Открывший ворота чукидар, обращаясь к ребенку, с лукавой улыбкой произнес: «Намаете, сэр!» Кажется, в эту минуту мы поймали себя на одинаковой мысли, что будем любить эту страну. Так и вышло. Стремительно попали под ее очарование и, с грустью покидая Индию через несколько лет, не сомневались: станем по ней тосковать, возможно, видеть во снах… Евгений Максимович, вы-то знаете: будучи разными во всем, люди, помимо прочего, делятся на две категории — тех, кого навсегда пленяет Восток, и других, относящихся к нему с почти брезгливым отторжением. Так какая, на ваш взгляд, тайна, загадка сокрыта в Востоке? И почему она не открывается всем?
— Я, как и вы, отношусь к тем, кто раз и навсегда попал под чары Востока. Правда, больше всего влюблен в Египет. А мои друзья души не чают в Индии. И посол — Вячеслав Иванович Трубников, сменивший меня на посту директора Службы внешней разведки. И посол Юлий Михайлович Воронцов (мы с ним подростками вместе учились в Бакинском военно-морском училище. После Дели Воронцов был послом во Франции, США, постоянным представителем России в ООН. Но именно об Индии всегда говорил с ностальгией. Юлий умер в 2007 году). Однако я сталкивался и с дипломатами, еле-еле досиживающими в этой стране, не чувствительными к ее прелести, не принимающими восточный менталитет.
Я упоминал, что, будучи директором ИМЭМО, сопровождал Горбачева в Китай. До этого состоялась чрезвычайно важная поездка в Индию. Михаил Сергеевич активно внедрял новую форму подготовки своих визитов: за несколько дней до его приезда в страну вылетала группа ученых, международников. Выступая перед разными аудиториями, встречаясь с местными политиками, эксперты затем делились с генсеком своими впечатлениями. Я входил в состав таких экспертных групп. Обычно мы встречали Михаила Сергеевича в аэропорту, и он на ходу начинал задавать нетерпеливые вопросы.
В этот раз произошел забавный казус. В посольстве нашу группу сочли малозначительной, и пропуска на аэродром распределили между советниками. И тут кто-то сказал послу: «Что вы делаете? Горбачев в первую очередь подойдет к своим экспертам». Мне срочно дали пропуск на имя Шевченко.
— Эдуард Степанович был советником-посланником. Вторым человеком в посольстве.
— Вот его пропуск ко мне и попал. Иду. Стоит индийский офицер: «Your pass, please». — «Неге it is». И показываю пропуск с фамилией Шевченко и его фотографией. А у меня на шее висит бейджик: «Примаков». Офицер сосредоточено все сверил и говорит: «Go ahead». Проходите, мол, всё в порядке. Обожаю это восточное усердие при исполнении своих обязанностей. (Смеется.)
На заключительную встречу в резиденции Горбачева меня подвозил советник посольства. Принялся рассказывать о здешней жизни. С пренебрежением, неудовольствием. И через слово: «индуи», «индуи»… Я оборвал: «Как вы можете работать в стране, если так относитесь к ее людям?!» Насупился, замолчал. Но видно было, что остался при своем мнении. Грезил, похоже, о Западе.
А сразу же после аэродрома на совещании с нашим участием в посольстве Горбачев стал говорить о стратегической значимости связей с Индией, о том, как Советский Союз заинтересован в сотрудничестве с государством, где очень высок уровень научно-технического прогресса, где компьютерщики, программисты изумляют мир продвинутостью своих достижений. «Нужно изо всех сил стараться сблизиться с Индией», — заключил генсек. Я взял слово: «Ничего не получится, пока в посольстве не будут работать другие люди».
Командировка закончилась. Вскоре меня пригласили прочесть лекцию в отделе загранкадров ЦК КПСС. Прощаясь, завотделом Степан Васильевич Червоненко проводил меня до лифта, чем сильно удивил. Такие знаки внимания случайно не оказывались. И верно, на следующий день раздался звонок заместителя Червоненко, который по секрету сообщил: «Вы меня не выдавайте, но решено назначить вас послом в Индию. Горбачев одобрил». Перспектива выглядела сверхзаманчиво, и Индия меня бесконечно влекла, однако я не мог ехать в страну с жарким климатом. К этому времени Лаура была уже серьезно больна.
Позвонил Яковлеву. Он был с Горбачевым в Завидове. Александр Николаевич говорит: «Мы думали, ты хочешь в Дели. Сам доказывал, что там нужны новые люди. Свяжись, не откладывая, с Шеварднадзе». Вечером поехал в МИД. Эдуард Амвросиевич начал убеждать: «Вы должны понять, что предстоящее назначение для вас крайне важно. В Индии одно из наших главных посольств. Это такой трамплин». Но узнав о причине моего отказа, успокоил: «Не волнуйтесь. Никто не будет настаивать. Раз вы не можете ехать, снимем этот вопрос». И с теплотой добавил: «Я и не знал, что Лаура Васильевна болеет».
Лаура умерла через год. Иногда я думаю, что, может быть, зря не поехал в Индию. Не потому, что мне нужен был этот трамплин, — и без него карьера сложилась. Но вдруг индийский климат, наоборот, пошел бы Лауре на пользу?
Восток же, наверное, сам выбирает: кому открыть свою тайну, а перед кем накинуть чадру. Мы с Лаурой были счастливы в Каире, где провели четыре года. У меня с этим городом связаны светлые воспоминания. Бывая там, я обязательно иду на улицу Шагарет эт-Дор, подхожу к своему бывшему дому, поднимаюсь по лестнице в подъезде. Такое сложное чувство! Только в квартиру не решаюсь заглянуть, узнать, кто там теперь живет.
Последний раз я с трудом отыскал проезд к Шагарет эт-Дор. На соседней магистральной улице Фуад выстроили огромный хайвэй на уровне четырехэтажного здания. Сплошь перегорожено. Не то что раньше. Но все равно Шагарет эт-Дор — улица потрясающая. Она меняла цвет в зависимости от времени года. Деревья цвели, и вместе с ними улица была то сиреневой, то красноватой…
Однажды Нана, дочка, — ей было два года — залезла на пальму в парке Гезира. Это чудесный парк: роскошный сад, бассейн, корты, клуб. Пока Лаура отвлеклась разговором с подругой, Нанка умудрилась вскарабкаться на самый верх. Пришлось звать привратника. Он притащил лестницу. Это была целая спасательная операция — спустить лихую девчушку на землю.
