на судах, нападают на каждое встречное судно и грабят его. Могуществом они превосходят все народы, только что у них нет лошадей» (сообщение Ауфи); «сражаются они копьями и щитами, опоясываются мечом и привешивают дубину и орудие подобное кинжалу. И сражаются они пешими, особенно эти прибывшие [на судах]» (Ибн Мискавейх о русах, напавших на Бердаа); «скифы [русы] всегда сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле» (Лев Диакон о войске Святослава); «тогда весь народ Рузов, бывший там, поднялся на бой: их было 6000 человек пеших, вооруженных копьями и щитами, которых просил [византийский] царь Василий у царя Рузов [Владимира Святославича]» (армянский историк XI в. Степанос Таронский).
Впрочем, во время походов в глубь Болгарии войско Святослава могло передвигаться на конях, но перед сражением все русы, не исключая князя, обязательно спешивались и строились «стеной». Единственный раз мы видим русов сидящими на лошадях во время сражения только в одном эпизоде из «Истории» Льва Диакона, где этот случай преподан как забавный курьез. Дело было под Доростолом, в котором заперся князь Святослав: «…скифы [русы] к концу дня выехали из города верхом — они впервые появились тогда на конях. Они всегда прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами [на лошадях] не умели». Византийский историк отметил, что ромейская кавалерия легко и быстро разметала необученную русскую конницу. Конные отряды в русском войске большей частью состояли из нанятых на время ведения войны кочевников — печенегов, венгров и т. д.
Дружинная организация у русов имела характерную особенность, которая заключалась в том, что, наряду с князем, своей личной дружиной обзаводилась и его супруга. В сказании о мести древлянам Ольга повелевает «дружине своей», но упоминает также о «дружине мужа моего». Более подробные сведения о двух дружинах княжеской четы приводит сага об Олаве Трюггвасоне: «У сильнейших конунгов того времени [имеются в виду „конунги Хольмгарда“, то есть русские князья] был обычай, что супруга конунга имела половину гридней и содержала их на своем иждивении и получала на то казну и все, что нужно было. Так было и у конунга Вальдемара, что супруга его имела не менее гридней, как и сам конунг, и они очень спорили между собою об отличных людях, ибо тот и другая хотели иметь их в своей службе». Жену князя Владимира сага об Олаве именует Алогией (искаженная форма имени Ольга), что позволяет приурочить свидетельство о дружине киевской княгини к середине Х в.
Известие саг о численном равенстве дружин князя и княгини имеет подтверждение в древнерусском эпосе. В былине об Иване Годиновиче князь Владимир говорит, посылая богатыря на подвиг:
Гой еси, Иван Годинович!
Возьми ты у меня, князя, сто человек
Русских могучих богатырей,
У княгини ты бери другое сто.
Здесь как бы молчаливо предполагается, что на каждые «сто» князя княгиня может выставить свои «сто». Точного количества дружинников Игоря источники не сообщают. Имеются данные Ибн Фадлана, относящиеся к началу 20-х гг. Х в., о «400 богатырях» «царя русов». Примерно ту же цифру называют былины, оценивая воинскую силу Красного Солнышка. Собираясь в поход против Чурилы Пленковича, Владимир «взял с собою князей и бояр и могучих богатырей… тут собралось их пять сот человек».
Судить об этом по аналогии с положением дел у соседей Киевской Руси невозможно. У Олава Святого поначалу было всего 60 дружинников, а позже их число возросло до 300. Князей польского Гнезна в IX веке окружало не более 200 дружинников, а польский князь Мешко I (ум. в 992 г.) содержал при себе разом 3000 вооруженных людей; примерно такой же, а может быть, и большей воинской силой располагал моравский князь Святополк I.
Княжеская дружина была иерархическим сообществом. Наряду с дружиной вообще, летописи знают старейшую и молодшую дружины.
Старейшие дружинники назывались еще гридями, гриднями, гридью, гридьбой. «Гридь» — общеславянский термин: например, у хорутан грида значит «громада, сборище, толпа», то есть та же «дружина».
Гриди были воинами и княжескими телохранителями, которые обыкновенно несли службу в особом помещении перед княжескими покоями — гриднице (она же была местом, где проходили приемы и пиры). Их набирали из храбрейших воинов, удальцов, избравших войну своим ремеслом. Как уверяет сага об Олаве Трюггвасоне, князь и княгиня всеми средствами стремились заполучить таких «отличных людей» себе на службу и даже соперничали в этом между собой. Древнерусские былины, в свою очередь, дают немало примеров того, с каким почетом принимали в княжьем тереме заезжих витязей, желавших послужить князю «верой-правдою».
Высшим дружинным званием в Х в. был чин воеводы. Воевода являлся ближайшим помощником князя, военным и административным распорядителем. По словам Ибн Фадлана, у «царя русов» есть «заместитель, который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у его подданных». Возможно, звание воеводы распространялось и на посадников, сидевших в городах и крепостях. Знатное происхождение не всегда отличало воеводу, однако это не мешало ему иметь собственную дружину.
Молодшие дружинники в Х веке назывались отроками. Хотя они также считались боевыми членами дружины, главная их обязанность состояла в обслуживании личных нужд князя, исполнении различных его поручений. Отроки всегда находились при князе, готовые исполнить любую его прихоть. Русская Правда отмечает княжого отрока в одном ряду с поваром и конюхом.
Кажется, по своему положению отроки приближались к челяди, рабам, хотя и привилегированным, освобожденным от черной работы по хозяйству. Этимология слова отрок, во всяком случае, позволяет проследить происхождение молодшей дружины из рабов. В старославянском, чешском и словацком языках «отрок», собственно, и значит «раб». Княжьими отроками называли, по-видимому, малолетних чужеземных пленников, обращенных в рабов. О любимом отроке князя Бориса известно, что он был родом угрин, венгр («сын угреск»). В летописном рассказе (под 968 г.) об освобождении Киева от печенежской осады важную роль играет отрок, умевший говорить по-печенежски, — должно быть, выходец из Великой степи. Среди отроков-детей могли быть и славяне, которые попадали в Киев после «примучивания» под дань очередного восточнославянского племени.
Допуская известную условность, можно сказать, что эти подростки были при князе кем-то вроде пажей и янычар одновременно. Взрослея, они становились полноценными членами молодшей дружины, воинами.
Князь и дружина состояли в отношениях взаимной несвободы и ответственности, которые определялись понятием дружинной чести.
Древнейшее значение общеславянского слова чьсть — «понимание». Поступить честно, таким образом, значило быть понятым другими членами группы, удостоиться уважения с их стороны за соблюдение принятой в этом обществе моральной нормы. Отношения групповой
