иногда мыли ей ноги своими руками».
Когда же пришел день погребения, на корабль с утра была принесена скамья, которую покрыли «стегаными матрацами и парчой византийской, и подушками из парчи византийской». Рядом со скамьей встала старуха; Ибн Фадлан пишет, что ее «называют ангел смерти», ибо она «убивает девушек». Эта женщина показалась ему «толстой и мрачной ведьмой». Вслед за тем покойник был вынут из погреба, переодет, перенесен на корабль и помещен в сидячем положении в специально устроенной палатке или кабине. Вокруг него разбросали благовонные растения, пищу, оружие, мясо забитых лошадей, коров, собаки, петуха и курицы. В это время обреченная на смерть девушка ходила по домам родственников и знакомых умершего, которые по очереди сочетались с ней в знак любви и уважения к ее господину. После полудня ее подвели к приготовленному заранее сооружению — двум столбам с перекладиной. Она трижды при помощи мужчин взбиралась на верхнюю перекладину и, сидя там, что-то говорила. Ибн Фадлан обратился за разъяснениями к переводчику, и тот сказал: «Она сказала в первый раз, когда ее подняли, — вот я вижу моего отца и мою мать, — и сказала во второй раз, — вот все мои умершие родственники сидящие, — и сказала в третий раз, — вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему». Таким образом, странное сооружение оказалось воротами в потусторонний мир, и девушка трижды заглянула в него.
На палубе корабля девушке дали выпить два кубка, чтобы она опьянела. Затем старуха ввела ее в палатку. Мужчины, стоявшие вокруг корабля, принялись стучать деревянными палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, иначе «взволновались бы другие девушки и перестали бы искать смерти со своими господами». Шестеро помощников «ведьмы» схватили жертву за руки и за ноги, накинули на шею девушки петлю и стали душить, между тем как сама «ведьма» несколько раз вонзила ей в ребра кинжал с широким лезвием. Когда все было кончено, ближайший родственник мертвеца — совершенно голый, но, вопреки ожиданиям, прикрывавший рукою не детородные части, а анус, — с факелом в руке приблизился задом наперед к кораблю и зажег подпал. «Не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в мельчайший пепел. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя умершего мужа и имя царя русов и удалились». Церемония погребения завершилась повальным пьянством.
«Веселие Руси есть пити», — скажет позднее князь Владимир [29].
P. S.
Начало фильма «Тринадцатый воин» (1999) с А. Бандерасом в главной роли является экранизацией отрывка Ибн-Фадлана о посещении им дома русов. Правда, там русы — не славяне, а скандинавы, как и трактует норманнская теория происхождения Руси и русского народа.
Наверное, это единственный случай в истории науки, когда респектабельная научная теория появилась вследствие логической ошибки. Причем, ошибки элементарной, детской.
Забудем на минуту обо всех аргументах норманнистов и антинорманнистов, которые прозвучали за 250 лет. Представим, что мы впервые читаем отрывок «Повести временных лет», с которого все началось: «…и послали гонцов к варягам, к руси. Ибо те варяги, к которым отправилось посольство, звались „русь“, как другие варяги зовутся „свеи“, другие „урмане“, „англяне“, иные „готы“; так и эти звались „русь“».
Другие — важнейшее слово в этом тексте. Русь, говорит летописец, зовется варягами, подобно другим народам — шведам, норвежцам и т. д.
Еще раз для закрепления: все скандинавы — это «другие», не русь.
Одновременно норманнисты проигнорировали недвусмысленное и важнейшее замечание летописца: «Русский язык и словенский — один есть». Язык в данном случае — народ, племя.
Норманнизм — это научная теория, которая не должна была возникнуть при правильном чтении источника. Капитальный позор и скандал в истории русской науки.
В древней Руси слово дружина имело несколько значений. Дружиной называли: 1) войско в целом (Мстислав Владимирович накануне сражения с братом Ярославом «с вечера исполчил дружину», которая состояла из ополчения северян, поставленного «в чело», и собственно княжеского отряда — дружины своей, вставшей «по крылам»); 2) всякое сообщество (в одной статье Русской Правды дружиной названы члены общины-верви); 3) друзей, в значении «боевые товарищи, соратники» (в начале сражения с «древлянами» Свенгельд призвал Ольгино войско: «Князь уже начал; последуем, дружина, за князем»); 4) вообще «своих» людей, товарищей, подельников (в 1068 г. киевляне собрались у «погреба» — тюрьмы, где томился любимый ими князь Всеслав Полоцкий вместе с двумя своими сыновьями, и порешили: «Пойдем, высадим дружину свою из погреба»); 5) группу лиц, исполнявших некое поручение, например исправлявших посольство («древляне» спрашивали Ольгу: «Где дружина наша, которую послали к тебе?»).
И все же преимущественно под дружиной подразумевали служилых людей князя, его собственную воинскую силу. От ратников городового и сельского ополчения княжеские дружинники отличались более грозным вооружением: они облекались в кольчуги и шлемы, в бою орудовали мечами и боевыми топорами. В начале Х столетия в русских дружинах появились первые всадники, наличие которых прослеживается по «всадническим» погребениям с конем, или так называемым срубным камерам. Их сооружение очень точно описано в былине о Михайле Потоке:
А и тут стали могилу копать,
Выкопали могилу глубокую и великую,
Глубиною, шириною по двадцати сажень.
И тут Поток Михайло Иванович
С конем и сбруею ратною
Опустилися в тое ж могилу глубокую.
И заворочали потолком дубовым
И засыпали песками желтыми.
Однако в Х в. конное дело у киевских русов так и не получило сколько-нибудь заметного развития. Константин Багрянородный отметил, что русы покупали коней у печенегов, следовательно, сами коневодством не занимались. Среди объективных причин, обусловливавших такое положение дел, главной была та, что восточноевропейские породы лошадей, слабые и малорослые (всего до 130 см в холке), были плохо приспособлены для того, чтобы носить на себе тяжеловооруженного всадника. На Востоке же с давних пор существовали боевые породы, отличавшиеся выносливостью и высоким ростом (до 150 см в холке).
Конь по-прежнему оставался лишь символом социального престижа князя и русской знати. Подавляющее большинство дружинников сражалось пешими, а основным средством передвижения в военных походах была ладья. Вот характерные замечания иностранных писателей X–XI вв. о постановке военного дела у русов: «Они совершают походы на отдаленные земли, постоянно странствуют по морю
