Ознакомительная версия.
– Мы только сегодня получили список фамилий. Полиция Восточной Германии разыскивает тебя.
Я был в шоке, когда он произнес эти слова. Но он продолжал говорить, и я начал понимать, о чем идет речь.
– Некоторые предметы одежды, лежащие в твоем чемодане, были украдены в Восточной Германии. – Он назвал место, где я якобы работал, и деревню, в которой я никогда не жил. Я облегченно вздохнул, потому что его информация была неверной.
Пока мы спорили, доказывая друг другу каждый свое, другой охранник толкнул его и произнес с улыбкой:
– Поезд уже отходит, не придирайся!
Я снова упаковал свой багаж. Поезд набирал обороты. Почему-то мне вспомнились слова пожилой женщины, работавшей у нас: «Да благословит тебя Господь, Хорст».
Потом я подумал об одном заключенном, сказавшем мне как-то: «Мы должны выжить».
Пересекая границу Западной Германии, я прощался со своей прежней жизнью. Я сказал «до свидания» Востоку и всему остальному миру. Позади осталась кровь, но кошмары, пережитые в те дни, так никогда и не покинули меня.
Было даже забавно сидеть в поезде и не ощущать, что за тобой следят. Первым местом, где я остановился, был Ганновер; там жили наши родственники. Приехав в разрушенный город в полночь, я решил остаться до утра на вокзале.
Шел 1947 год, и сюда приезжали тысячи и даже миллионы людей, надеясь найти здесь новую жизнь.
Толпы людей наполняли вокзал, и я заметил, что многие идут в бомбоубежище, находящееся внизу. Привыкнув следовать за толпой, я пошел за остальными. Там уже находились сотни людей; кто-то лежал на полу, кто-то стоял, кто-то сидел. Я очень устал и решил лечь. Вынув какие-то вещи, я подложил их под голову. Хотя полицейский следил за ситуацией, оставлять вещи без присмотра было небезопасно.
Я встал около четырех часов утра и отправился к дому своего дяди.
Эта ранняя прогулка не доставила мне удовольствия. Все дома, и частные и городские, были полностью разрушены после бомбежек. Кучи мусора высотой в несколько метров лежали на улицах. Ямы на тротуаре были забиты грязью. Некогда огромный особняк теперь словно привидение зиял черными дырами вместо окон. Освещалась только центральная улица. Все остальные были погружены во тьму.
Уж точно не такой Запад я ожидал увидеть. Вместо процветающих районов я увидел мусорные свалки. Вместо хорошо одетых людей – обносившихся заключенных. Вместо дружелюбных людей повсюду мелькали настороженные чужаки. Я был обескуражен и так сильно разочарован, что чувствовал готовность немедленно вернуться к своему хозяину в восточную зону. Но едва достигнув дома, я до утра заснул крепким сном.
Радость оттого, что я вернулся, была огромной. Последний раз наша семья собиралась вместе в 1944 году. После этого нас разбросало по всей Германии, России и Польше. Мы все утро рассказывали друг другу о последних событиях своей жизни, а потом я сел на поезд и поехал к другому своему дяде, жившему в двадцати пяти километрах отсюда. Перегруженный поезд прибыл на станцию около трех часов дня. Мне рассказали, что дядя теперь жил в бывшем монастыре, территорию которого сейчас отдали под государственную ферму, а какой-то фермер арендовал здесь тысячу акров земли.
Дядя Нойфельдт уехал в те страшные январские дни 1945 года. Шестнадцать лошадей и несколько груженых телег перевезли его семью, а также семьи работавших на него людей. Они чудом избежали русского плена, перейдя по льду Вислу, так как мосты были забиты другими убегавшими людьми. После нескольких месяцев утомительных скитаний они наконец остановились здесь – в Нижней Саксонии.
Живя в Западной Германии, мне пришлось приспосабливаться к новым условиям. Я научился есть мясо ножом и вилкой, а также снимать шляпу в знак приветствия перед важными людьми. У меня изменились некоторые взгляды на жизнь, и я стал вести себя так, как ведут себя люди в цивилизованном обществе. Для сравнения: на Востоке жизнь текла на одинаковом для всех уровне.
Все было легко и просто до тех пор, пока я находился на Западе временно. Но для того, чтобы остаться дольше, а именно это входило в мои планы, требовалось специальное разрешение.
В те дни Германия была наводнена беженцами и возвращающимися из плена. На въезде в каждую деревню стоял знак, возвещавший о том, что никто не может поселиться там без разрешения. В большинстве деревень население удвоилось с тех пор, как закончилась война. Люди, потерявшие дома в городе во время бомбежек, двинулись за пределы города. Другие стали уезжать в деревни, когда осознали, что вне города прокормиться легче. Многие и многие пострадавшие стекались в деревни.
Дядя подыскал мне ферму, где я мог работать и жить. Так как я был один, мне найти работу было проще, чем человеку, имевшему семью. Подходящее место оказалось в соседней деревне. Только после того, как я заверил хозяина, что в состоянии справиться с самой трудной работой, он взял меня. У него имелось около сорока пяти акров земли, часть которой была отдана под пахоту, а остальные – под пастбище и лес.
Работа оказалась не из легких. У нас было две лошади и бык, чтобы пахать и возить телеги, и мы работали не покладая рук, соревнуясь с нашими соседями.
Один из моих двоюродных братьев в зимние месяцы учился в сельскохозяйственной школе уже в течение двух лет. Дядя с тетей интересовались, собираюсь ли я продолжить свое образование. Они очень хотели, чтобы я стал управляющим и занял более выгодное социальное положение. Вначале я не очень беспокоился по поводу продолжения учебы, но в конце концов приступил к учебе в середине зимы 1947/48 года.
Мне пришлось нелегко в ту пору. Я вставал в 5.30 утра, чистил стойла коров и лошадей, а потом наспех завтракал. Потом быстро переодевался, бежал на автобус и к 8.30 приезжал в школу. Занятия начинались в 8.00 и длились до 1.00 дня. К 2.00 я обычно возвращался домой. Я обедал, как всегда впопыхах, и мчался на работу. Вечером после 7.00 делал уроки и ложился спать. С ноября по март моя жизнь шла в таком режиме.
Летом я зарабатывал от 8 до 12 долларов в месяц. В зимние месяцы, работая только половину дня, я работал за жилье и еду. В воскресенье я мог заняться своими делами, накопившимися за неделю, но это время пролетало очень быстро. Весной я сдал экзамен и теперь должен был ехать работать на другую ферму на два года в качестве ученика хозяина фермы. Мы с дядей стали подыскивать подходящее место и наконец подобрали одно, в соседней деревне. Весной 1948 года я отправился туда.
У моего нового хозяина работали четыре постоянных работника, а также в дневное время от двенадцати до четырнадцати женщин приходили на подработку. Сто десять акров земли принадлежало ферме. Там было шесть лошадей, один трактор и двадцать пять коров. Хозяин имел несколько лесных участков, а также на его земле выращивали пшеницу, овес, картофель, сахарную свеклу и другие овощи.
Ознакомительная версия.
