Это особая озорная сторона его творчества, выхватывание смешных, нелепых эпизодов из реальности, которые заставляют зрителя не только удивляться и ломать голову над его работами, но и просто улыбнуться. Игровое восприятие жизни, иногда даже сюрреалистическое, конечно, у него было очень своеобразного плана. Он прикасался к этому источнику интуитивно, не будучи сюрреалистом. Его метафоры всегда оставляют возможность свободных ассоциаций и интерпретаций.
В 30-х годах у Тышлера появляется большее пространство в картинах, и человек оказывается заброшенной маленькой фигуркой в огромном мире, который равнодушно встречает его. Очень интересны композиции, когда он располагает фигуру почти у границы полотна и оставляет большую пустоту, отчего появляется ожидание какого-то продолжения. Часто в этом мире бредут женщины, несущие на головах корзинки с младенцами. Это очень дружелюбные картины, но, несмотря на их радостность, например работу Тышлера «Материнство», изображающую как раз мать с двумя корзинками с младенцами на голове, раскритиковали, обвинили в формализме, и с этого начался вынужденный отход Александра Григорьевича от выставочной деятельности. Впрочем, это вплелось в контекст того времени.
В 1933 году вышла книжка Осипа Бескина [19] «Формализм в живописи». Она была очень маленькой, но произвела большой эффект. Среди художников, таких как Филонов, Лабас, Истомин, Удальцова, автор упомянул и Тышлера. Он обвинил его в том, что мы не видим в его картинах реалистического воспроизведения мира, а только всяческий отход от реализма: «пейзаж, картина с миражом города на горизонте. На переднем плане фигура идущей женщины, на голове у которой две поставленные одна на другую люльки с младенцами. Очевидно, этот головоломный трюк призван выразить любовную осторожность материнства. В картине полное отсутствие какой бы то ни было социальной опосредованности, отрицание реальности заходит так далеко, что в этом произведении отсутствует какая бы то ни было психологическая разработка. Только символ, знак, субъективистски выдуманный, намекают на общечеловеческий смысл сюжета».
В 30-х годах закончилось свободное творчество, от художников стали требовать, чтобы искусство создавалось по распоряжению партийных начальников и было понятно любому человеку. Искусство не должно было быть сложным и говорить намеками, оно должно было быть простым. То, что не отвечало этому, получало клеймо буржуазного, вредного искусства. В 1932 году выходит особое постановление правительства, запрещающее существование художественных объединений, и возникает один общий творческий союз художников, куда Тышлер и вступает. Он продолжает работать, но через год выходит книга Бескина. Бескин — главный инспектор по делам ИЗО Наркомпроса, и ясно, что это не частное мнение, а директива и послание художникам, чтобы дать им понять, чего от них ждут.
Наступил печальный период, который можно назвать периодом насаждения соцреализма, то есть искусства, идущего навстречу идеологическим установкам. Не искреннее устремление художников, а конформистское отношение к творчеству — то, что сегодня нужно, об этом и будем говорить и писать. Советское искусство того времени отражало определенные стороны бытия человека. Выставочные залы заполнили ура-патриотические произведения. При этом все прекрасные художники продолжали работать — и Дейнека, и Гончарова, и Фаворский, но часто они вынуждены были уходить в книжную графику. Тышлер в это время ушел в театр. Он оказался очень востребованным театральным художником, и именно за работу над спектаклем и получил Сталинскую премию.
Надо сказать, что театр был ему показан самой его природой, и он виден во многих его картинах. В «Лирическом цикле» в плетеных корзинах живут все его персонажи. Корзина разделена на три яруса: внизу видны морды ослов, в среднем — лица мужчин, а в верхнем — голуби, птицы, но хочется сделать предположение, что речь идет о человеческом психологическом устройстве. Рядом находится женская фигура, которая, возможно, все это в корзине перемешивает. Мы видим, что у него действительно «весь мир — театр». Эту замечательную плетеную корзину в 1928 году Тышлер поместил на сцене, в спектакле по пьесе Лопе де Вега «Овечий источник», поставленной в Минском еврейском театре. Была сооружена огромная конструкция, корзина, которая вращалась и представляла собой площадь в маленьком испанском селении. Очевидцы вспоминают, что это захватывало воображение.
Самые знаменитые театральные работы были сделаны Тышлером в ГОСЕТе — Еврейском театре в Москве. Наверное, уже нет людей, которые бы видели Михоэлса в «Короле Лире» с декорациями Александра Григорьевича Тышлера, а я несколько раз была на этом спектакле. Я видела его уже где-то во второй половине 40-х годов. Я очень много посещала еврейский театр. Это был очень сильный театр с очень хорошими артистами. Например, Вениамин Зускин играл шута вместе с Соломоном Михоэлсом — они были адекватны друг другу по мастерству, совершенно незабываемая пара. Надо вам сказать, что у Михоэлса была очень интересная речь. В это же время я увлекалась Александром Остужевым — это был артист Малого театра, который говорил чуть нараспев, как бы выпевая роль. Интересно, что и у Михоэлса была такая же манера, в самом голосе была такая модуляция. Он был совершенно грандиозен и, как мне казалось, очень похож на короля Лира. Может быть, Шекспир видел его моложе и каким-то другим, этого я не знаю, но мне казалось, что Михоэлс и есть Лир, что он играет самого себя. Это был замечательный спектакль! В 1935 году в Москву приехал английский актер Гордон Крэг и чрезвычайно высоко оценил этот спектакль.
Очень интересно Тышлером было выстроено пространство на сцене. Действие происходило как будто бы в некой коробке, и весь мир представлялся заключенным в нее. Очень сильное впечатление! Деревянное пространство — сцена на сцене, на помосте, двери которого раскрывались, — стояло на мощных фигурах, которые несли его как Кариатиды. Эта декорация, как она мне сейчас вспоминается, уже сама по себе была театром. Сама конструкция несла в себе образ, и я была уверена, что так оно и было при Шекспире. Я тогда думала, что, наверное, Тышлер где-то узнал, как это было, и сделал также. Я помню это ощущение, когда поначалу все так странно, непривычно, необычно, а потом думаешь: «Вот так, наверное, и было в знаменитом театре, где играл сам Шекспир!» Я ходила на все эти спектакли. Это было из самого-самого в Москве.
ГОСЕТ был очень сильным театром в Москве тогда. Парадоксально, что в центре Москвы на идише играли Шекспира, и вся Москва ходила, понимала текст или нет. Но, мне кажется, все-таки многие понимали! Народ грамотный был, читали много. Этот театр всегда был переполнен. Там шли изумительные спектакли. Рядом с Михоэлсом появились прекрасные молодые артисты. Они хорошо набирали молодежь, и ребята вписывались в этот театр. Когда Михоэлс погиб в 1948 году, то вскоре и
