нем только то, что оно губит меня, оно оставляет слезы на моих глазах, оно заставляет лежать в темноте, зажмурившись, и проигрывать в мыслях строчки любимых песен.
его можно сравнить с голодом, который ощущается где-то в районе грудной клетки. иногда оно так жжется, будто кто-то тушит свои сигареты с обратной стороны моих ребер. иногда кажется, что там есть что-то, что-то маленькое среди большого, как дерево, тонкое и молодое дерево, стоящее в поле в одиночестве и содрогающееся, трясущееся с чертовски маленькой амплитудой.
есть люди, успокаивающие это все, таких, на самом деле, большинство. есть усиливающие. таких мало, но, к сожалению, сталкиваться с ними приходится часто. а есть люди, к которым оно привыкло и которые никак не могут ни на что повлиять.
я бы все еще хотела жить без этого.
кручу в голове «забудь обо всем, чему нас учили» и «пока не сбита спесь, и наглеца тело движется и борется».
18.12.19
вот что меня начало раздражать с конца первого курса (начала первого серьезного депрессивного эпизода), так это то, что нельзя сказать преподавателям в вузе «знаете, я ничего не сделала, потому что у меня депрессия и нет сил на то, чтобы сходить в туалет», и в общественном транспорте тоже не скажешь «знаете, еле встала с кровати, уступите место, ведь из-за моей депрессии мне сложно держать себя на ногах».
Проблемы в учебе – то, с чем невозможно не столкнуться при депрессии. Да и при мании тоже. В общем, то, что не может не возникнуть при биполярном расстройстве.
Мне постепенно становилось все сложнее вставать по утрам, все сложнее доходить до университета. Я говорила врачам, к которым приходила: «Я иду до универа десять минут, но устаю так, будто переплываю Неву в самом широком ее месте. Туда и обратно. Несколько раз». По утрам я вспоминала мамину присказку моего детства «Нет слова не могу, есть слово надо» – и до последнего заставляла себя вставать и идти.
Сначала мне было тяжело писать конспекты, потом мне было тяжело вникать в речь преподавателя, потом стало тяжело читать то, что написано на доске. Чувствуя огромную физическую усталость, не позволяющую мне взять ручку и начать писать, я пыталась вслушаться в лекцию, чтобы уловить хоть что-то. Но в какой-то момент поймала себя на мысли, что ничего не понимаю. Я вообще не могу сосредоточиться, сколько бы усилий для этого ни прилагала. Я сидела в аудитории, смотрела на людей вокруг. Кто-то записывал все, да еще успевал оформлять конспект выделителями и карандашами, кто-то просто писал, кто-то на задних рядах играл в телефон, болтал с другом, смеялся. Я сидела и понимала, что не могу позволить себе ничего из этого. Я не могу учиться и не могу бездельничать. Ведь у меня нет сил на болтовню, да и никакой радости она мне не доставит. Я просыпалась уставшая и засыпала уставшая. По утрам я смотрела, как соседка делает макияж, и удивлялась, откуда у нее силы на это. Депрессия подкралась медленно, по чуть-чуть, я не заметила, что что-то изменилось во мне, но чувствовала, что мир вокруг стал другим.
Я перестала ходить на занятия, когда поняла, что это не имеет никакого смысла. Все равно ничего не запишу и ничего не пойму. Думала, что будет лучше, если я сэкономлю эту энергию, а потом почитаю конспекты соседки, задам ей уточняющие вопросы. Когда я попросила у соседки конспект, я поняла, что читать не могу. Мне нужно было просмотреть одно предложение несколько раз, чтобы понять его смысл. Мозг просто отказывался соединять слова между собой и вычленять суть. Подумав, что это может быть связано со специфичным содержанием текста, я решила почитать художественную литературу. И снова оказалась неспособной к восприятию информации. Я решила прочитать какую-нибудь детскую сказку. Осознав, что мне нужно много времени, чтобы вчитаться и вникнуть в то, что, образно, «Колобок ушел от бабушки», я поняла: у меня проблемы.
В депрессии ты не подумаешь: «Кажется, у меня проблемы с концентрацией и вниманием, нужно обратиться к врачу». В депрессии ты подумаешь: «Да, я отупела. Но чего можно ожидать от такой дуры, как я? Так мне и надо».
Самоунижение при депрессии работает отлично. Чувствуя вину перед всем миром за свое существование, очень легко поверить, что такой ужасный человек, как ты, заслуживает всего самого худшего.
Сессия после первого курса была сдана автоматом, начался второй. Я каким-то образом смогла его преодолеть. Ладно, это громко сказано. Я мало ходила на пары, не делала практически никакие задания и даже не пыталась сдавать зимнюю сессию.
Во время четвертого семестра сдала какие-то предметы, просто потому что тройки на последней пересдаче ставили практически всем. В мае, перед летней сессией, началась мания, которая достигла своего пика к середине лета. Но вначале у меня были силы, чтобы подготовиться к предметам, которые давались мне легче всего, вызывали интерес. С горем пополам меня перевели на третий курс.
Тем летом я бросила парня, накупила каких-то вульгарных платьев, много гуляла, знакомилась с разными людьми, путешествовала. Но кроме эйфории ко мне пришла агрессия: когда хоть кто-то был не согласен с моим мнением или не поддерживал очередную мою безумную идею, я начинала злиться, кричать и отчаянно доказывать, что права.
– Диана, мы не можем поехать с тобой автостопом в Беларусь без денег.
– Вы ничего не понимаете! Вы что, не любите путешествовать?! Могли бы давно сказать, что ненавидите меня! Зачем было притворяться друзьями?!
Безумное лето прошло, начался третий курс. Наступила осень, вместе с ней пришла депрессия. Я решила бросить учебу в университете в начале сентября, еще на волне мании. У меня были какие-то великие планы в голове, я думала, что сам Бог ведет меня правильной дорогой, что моя жизнь нуждается в переменах. Я каждый день придумывала себе новую профессию, искала обучение, которое буду проходить. Звонила маме, рассказывала ей о своих планах, которые она не поддерживала. Мнение мамы имело для меня большое значение, поэтому я продолжала ходить в универ. Однако мания быстро сменилась депрессией. Я снова столкнулась со всеми сложностями, с которыми сталкивалась ранее. Но если раньше в глубине души мне хотелось учиться, то теперь нет. Я сидела на парах, смотрела на окружающих меня людей, ощущала атмосферу, слышала, о чем говорят вокруг, – и все это у меня вызывало лишь отвращение. Я не понимала, для чего я нахожусь там, но и