книжку, показала свои карандашные заметки, сделанные мельчайшим почерком на полях. Я запомнила несколько: «И он еще рассуждает о любви!», «О, как он прав, я чувствую также!», «Человек не может так заблуждаться».
Мы похихикали над мамиными заметками, но Гена сказал: «Этот сборник надо кровь из носу вывезти и продать. Он никогда не переиздавался и стоит кучу денег».
В это время в Ленинграде гостила младшая сестра Набокова Елена Владимировна Сикорская, с которой мы очень дружили, а с мамой она была знакома с гимназических времен. Елена Владимировна жила в Женеве и приезжала в Ленинград раз в год недели на две повидаться со своими друзьями. Когда она пришла в гости, я показала ей книжку. «Боже мой, — ахнула она, — у брата ее нет. Наш отец издал ее к семнадцатилетию Володи».
Я тут же предложила ей взять сборник в подарок Владимиру Владимировичу. Через несколько дней мы встретились опять, и Елена Владимировна рассказала:
— Я говорила с братом по телефону и объявила, какой удивительный подарок ему везу.
— Он обрадовался?
— Нет, ничуть, — засмеялась Елена Владимировна. — Он ответил, что стихи ужасные и он не хочет иметь эту книжку в доме. Сказал, что вам на первых порах в эмиграции очень будут нужны деньги и посоветовал ее продать. Если хотите, я возьму ее с собой и предложу какому-нибудь книжному торговцу.
Елена Владимировна без всяких затруднений вывезла сборник, на таможне ее даже не попросили открыть чемодан. Вернувшись домой в Женеву, она написала нескольким книжным торговцам. Раньше всех откликнулся американский дилер Билл Янг из Массачусетса и предложил 750 долларов. Елена Владимировна, посмотрев книжные каталоги, проявила твердость и написала, что продаст за 1500 долларов. Ответа долго не было. Мы в это время уже выехали из Союза и жили в Риме, и Елена Владимировна нас там навестила. Вернувшись из Рима в Женеву, она нашла письмо от Билла Янга, который соглашался купить книжку за 1200 долларов. Сделка состоялась, и мистер Янг прислал ей чек. Елена Владимировна сообщила Янгу, что мы в Италии, и он обратился к нам через нее с необычной просьбой: купить ему итальянские шорты для тенниса, которых в Америке не достать. Елену Владимировну этот заказ шокировал. Вот отрывок из ее письма:
Дорогая Людочка!
Посылаю Вам нахальное письмо от покупателя книги В. Не знаю, стоит ли вообще добывать ему эти шорты (трусы). Я позвонила здесь в магазин, размера 34 (америк.) не было, но стоят они 70 швейцарских фунтов пара (то есть более 20 000 итал. лир). По-моему, все-таки это довольно странная просьба со стороны делового человека. И почему он позволяет себе обращаться ко мне просто по имени? Но, во всяком случае, если Вы найдете трусы в Риме, не покупайте их, а я ему отвечу, попрошу послать чек, и тогда переведу Вам деньги, и Вы ему пошлете пакет, или возьмите с собой, и уже из Нью-Йорка ему их переправите. Но вообще он — нахал! Чек за Вашу книгу внесу в Union des banques suisses на мое имя (это пишу в случае, если помру, потребуете их с моего сына). Но без шуток. Когда Вы скажете, я Вам сразу их вышлю…
История с трусами разрешилась ко всеобщему удовлетворению. Мы их купили, привезли в Америку и вручили Биллу Янгу из рук в руки. И получили деньги за книжку из швейцарского банка. Елена Владимировна, слава богу, была жива, и требовать деньги с ее сына не пришлось.
Несколько слов о других книжках. Мои американские друзья умудрились вывезти еще несколько ценных первоизданий поэтических сборников, в том числе — Гумилева, Маяковского, Ахматовой с автографами. Нам почти восемь месяцев не удавалось устроиться на работу, деньги были очень нужны, и мы решили книги продать (сейчас-то ясно, какая это была глупость — с голоду бы не померли, а так распылили «на селедки»).
Понесла я продавать свои книжки в Гарвардскую библиотеку. Библиотекарь, мистер Роджер Стоддард, несколькими из них заинтересовался, в особенности — сборником Северянина «За странной изгородью лиры» (1918 года) — и попросил меня назвать цену. Согласно правилам, как объяснил мистер Стоддард, библиотеки книги не оценивают, а соглашаются (или отказываются), когда продавец называет свою. Я сказала, что понятия не имею, сколько они стоят. Он сказал: «Разузнайте».
Мы разговорились с мистером Стоддардом об относительной ценности книг, и он рассказал, что недавно один книжный торговец предложил ему первый сборник стихов Владимира Набокова, изданный в Петербурге в 1916 году. Но заломил такую цену, что Гарвардская библиотека не сочла возможным этот сборник купить.
— Как зовут этого дилера? Не мистер ли Янг? Билл Янг?
— Вы с ним знакомы?
— Yes… И какую же цену, если не секрет, попросил за Набокова мистер Янг?
Названная сумма произвела на меня такое впечатление, что у меня помутилось в глазах и уши заложило, как в самолете.
— Is anything wrong? — участливо спросил мистер Стоддард.
— Нет, все в порядке, thank you, — пробормотала я и, выйдя в пахнущий прелыми листьями, осенний университетский двор, села на ступеньку и долго курила, приходя в себя.
Месяца три спустя я получила письмо от своего знакомого Н. С., преподававшего в Университете Пердью в Индиане. Среди разных университетских новостей и сплетен он писал, что на выставке новых поступлений в университетской библиотеке видел редкую книжку — поэтический сборник Набокова 1916 года. На обложке полустертым карандашом мельчайшим почерком было написано имя прежнего владельца «Н. Фридландъ» (фамилия моей мамы, которую Н. С. не знал). В письме была такая фраза: «Меня умилили и тронули эти заметки на полях, написанные, вероятно, романтичной молодой барышней».
Рассказав эту историю несколько лет спустя Шмакову и Довлатову, я заметила, что глаза обоих джентльменов зажглись дьявольским блеском. Их вердикт был: спереть и продать за настоящую цену.
Но за осуществление этой идеи ни тот, ни другой не брались. К тому же вскоре этот сборник Набокова был переиздан, что в значительной степени уменьшило его ценность.
Я попыталась разузнать рыночную стоимость вывезенных книг, но не нашла каталогов. Кто-то посоветовал связаться с Томасом Уитни, миллиардером, собирателем русской поэзии Серебряного века. Я написала ему письмо с перечнем моих книг и их стоимостью, которую я придумала сама. Помню, что ни одну из 8-10 книг я не оценила дороже двухсот долларов. Ответ пришел дня через три: чек на чуть большую сумму, чем я просила, с
