мы – гуськом, друг за другом, я, Кинчев, Рауткин и все остальные по этому живому коридору и тут кто-то предложил: “а давайте мы руки за голову сделаем”… прикололись, сделали, а Коля наш, Лысковский вообще оказался босиком, где-то потеряв свои ботинки, представляете, какая картина – идет человек босиком, сквозь строй милиции, руки за голову, и вот в этот самый момент… засверкали вспышки фотоаппаратов. Виктор Цой сдержал обещание! Стражи бросились было отбирать фотоаппараты, а не тут-то было. Нельзя! Это же не наши граждане, у который можно было отобрать, разбить о кафельный пол, засветить плёнку – это были французско-подданные, причем официально приглашённые…
Вывели нас на улицу, затолкали в машину. Армейцы “Алисы” обступили козелок живым кольцом, а Рауткин запел нашу песню про молодого комсомольца-активиста, безответно влюбившегося в девушку лёгкого поведения. Песню эту все знали, запел народ вокруг, милиция орет “заткнитесь”, мы, естественно, не умолкаем, народ поёт, шумит, галдит, вспышки вспыхивают, в общем, бардак полный. Тут газик угрожающе зарычал, начиная своё движение прямо сквозь толпу, ну что делать – против лома нет приёма. Народ с криками покорился судьбе, расступился и повезли нас сам не знаю куда, да и никто не знал. Мы долго плутали по узким улицам Петроградки и привезли нас в какое-то затхлое, маленькое отделение милиции, видимо на самой окраине. Вывели, завели, сидит там такой уставший подполковник предпенсионного возраста, пожилой, на нас глаза поднимает и томно спрашивает:
-“Ну чего опять натворили то, за что приняли?” Мы пожали плечами а Костя Кинчев достойно так ему ответил:
-“Да… рок-н-ролл играем, отец… вот и всё.”
-“А… ясно все с вами…”, тот махнул рукой, – “в общем, я на ваш счет никаких указаний еще не получил, идите вон сядьте там, за решетку, и ради Бога, сидите там по крайней мере тихо, пока там, наверху, решается ваш вопрос.”
Сидим ждем, понимаем, что рано или поздно все равно всех отпустят, обвинений никто уже не предъявляет. По одному он нас вызвал каждого – имя, отчество, где работаешь, где живешь и снова назад за решетку. Сидел читал газетку, и вдруг чего-то он забеспокоился, прислушиваясь завертел головой, и мы тоже слышим – какой то гул с улицы доносился, гул и топот, и так это все по нарастающей, по нарастающей, тревожно приближающийся, и тут мы догадались, что смышлёные алисовские армейцы каким-то образом вычислили-таки наше местонахождение, оповестили всех своих, и через пару часов вся та же толпа, которая была в ЛДМ, была уже здесь, у нашего несчастного отделения милиции, под окном не менее несчастного пожилого офицера. Народ стал скандировать, полетели снежки в окна, посыпались угрозы взять отделение штурмом, и тут подполковник побагровев зарычал:
-“Убирайте своих барбосов к чертовой матери” – на что Костя сказал:
– “А как мы их уберём, это невозможно, они уйдут только вместе с нами”
-“Так тебя то тут никто и не держит”, – закричал офицер, -“нас интересуют вот эти варяги, убирай своих бандерлогов и сам уматывай!”
-“Ни фига” – ответил Костя – “никуда я отсюда не пойду, и выйду отсюда лишь со своими друзьями”
Народ на улице орет, скандирует, атмосфера накаляется, ОМОНа тогда еще не было и подполковник звонит кому-то, кричит, ругается, из трубки орут, мы сидим, народ снаружи беснуется, уже основательно разогретый, возмущенный несправедливостью, портвейном и водочкой заправленный, и где-то уже к трём часам ночи пожилой офицер положил трубку, вытер пот со лба и сказал буквально:
-“Так, всё, пиздец, велено вас всех отпускать, уёбывайте отсюда к хуям собачьим и чтоб через минуту ни вас, ни ваших придурков под окнами не было, а то мы соберем, блядь, всю дежурную милицию города и таких вам наваляем, мало не будет”
-“Ну нет, ну что Вы” – сказали мы, – “Вы отпускаете, мы не в претензии, мы пошли” Вышли на улицу, Костя обратился к людям, дескать “ребята, спасибо огромное, вашими усилиями нас освободили!” Под крики “ура” мы сошли со ступенек, нас тут народ обступил, протягивают нам бутылки с напитками, в общем было ощущение, что мы герои, возвратившиеся чуть ли не из космоса, все вокруг радостные, возбуждённые, и вдруг мы слышим какой-то страшный ритмичный грохот и одновременно истеричный вопль из окна милиции. Оборачиваемся… блин! Это наш басист, покойный Андрей Лукин вместе со своим другом Андрюхой Шаталиным на радостях взгромоздились на крышу автомобиля, как раз принадлежавшего тому подполковнику, который нас отпустил, и в обнимку стали на ней плясать, прямо на крыше, под ликование разгоряченной и возбуждённой толпы. Полковник со всеми “матерями” сделал предупредительный выстрел в воздух, и мы с Костей, как художественные руководители своих коллективов, стащили наших гитаристов за штанины с уже полупродавленной крыши машины и со всей толпой скрылись за углом, а за нашей спиной, по мере удаления, стихала отчаянная ругань подполковника.
Костя всех еще раз поблагодарил, люди стали расходиться по домам. Мне было страшно неудобно перед старым офицером, отпустившим нас, я клял про себя наших отличенцев, однако чувство усталости быстро нивелировало все комплексы, мы побрели по длинной дороге куда-то вдаль, куда и глаза-то уже не глядят, а сами собой закрываются. Метро не работало, денег у нас не было, впрочем и машин тоже. Тут кто-то предложил поехать к кому-то в Купчино, в пустую квартиру. Возник транспортный вопрос – уже было понятно куда, но не непонятно как. Пешком это было нереально, почти 25 километров, на другой конец города. И тут, словно знамение какое-то! Едет пустой Икарус. Костя Кинчев сгруппировал нас на тротуаре, вышел на дорогу и словно Никита Михалков в фильме “Свой среди чужих…” паровоз, Костя остановил собой автобус. Водитель выглядывает, орет матом, на что Костя достает пачку денег, выданных ему после концерта, заходит в автобус и… договаривается! Мы радостно погрузились в теплый, чистый Икарус.
После вонючей ментовки – в такой сервис! Вина у всех – море, потому что все, кто выручал нас, старались сунуть нам кто четверть, кто половину, и вот мы сидим, едем, из каждого кармана торчит, в руках, подмышками, мы мчимся по ночному городу к месту нашего ночлега. Добрались, выгрузились, и остаток ночи провели там. Пели песни, вспоминали прошедший концертный день и все сопутствующие явления, гадали, зачем это было нужно и кому, ведь всё могло быть спокойно и мирно, поиграли -разошлись. Видимо это уставшие от нас архангельские комитетчики подали ленинградским сигнал, что едут типа к вам самые страшные наши охламоны, встречайте, они наверняка
