тупик, нужно настраивать гитару как положено.
У Витьки в кармане нашелся камертон, издававший ноту “ля”, такой беленький, похожий на сигаретный мундштук. Он настроил мне гитару, и я подумал: «ё-моё, да, блин, так-то оно куда лучше, одноклассник-то прав…» Мы переглянулись с Колей и Игорем, ничего зазорного в этом не было – мы должны были перенимать полезный опыт. В течение месяца я уже учился настраивать гитару, конечно же, пришлось отказаться от “параллельности” колкового механизма, качество звучания аккордов превзошло эту красоту. Я уже стал использовать аккорды, так как их уже можно было из гитары извлекать, однако желания исполнять песни, которые играли тогда все, умение играть аккордами не прибавило, мы хотели создавать свои собственные композиции, для этого мы и создали наш коллектив, и для этого открылись теперь новые возможности.
Информацию мы получали отовсюду, где могли, гуляли по народу полустёртые мутные фотографии рок групп из западных музыкальных журналов, из них мы и узнали, что в группах существует разделение труда, и наш барабанщик-певец выступил с предложением найти барабанщика, чтобы освободить его для вокала. Вспомнили про нашего соседа Рауткина, с которым раньше играли в индейцев. Мы не воспринимали его как музыканта, но как-то раз пришли ко мне братья Лысковские и сказали, что возле мусорного бака наш сосед нашел выброшенный кем-то пустой посылочный ящик, обстругал две тополёвых палки и как начал по этому ящику барабанить, очень здорово, ты бы, Серёга, пригласил бы Олега к нам.
Все наши репетиции проходили в моей комнате в то время, когда родители были на работе. Я поднялся на пятый этаж и пригласил Рауткина проследовать к нам, попробовать себя в роли барабанщика. Теперь перед ним был не просто какой-то один там ящик, а установка!: тазик один, другой побольше, кастрюлька такая и кастрюлька сякая, подушка, и коробка из под чего-то, и тут он как выдал, как разразился такими дробями, нас это поразило, как громко и главное как изобретательно он дубасил по ним, в общем, вопрос барабанщика был снят, у нас теперь был свой барабанщик! Мы поставили ему наши первые записи, он одобрил, сказал, что готов в этом стиле работать сколько угодно, тем более, что учимся в одной школе, приходим с уроков в одно время, дома никого нет, все на работе, можно было громыхать и орать как угодно до самого вечера. Название группы мы меняли чуть ли не каждый день, до “Облачного Края” было еще несколько лет, однако коллектив единомышленников, понимающих друг друга с полуслова, к тому моменту уже сформировался.
Слушали мы исключительно зарубежных исполнителей тяжелого направления, нравились нам и “Beatles”, и Pink Floyd, и “Queen”, мы хотели играть подобную музыку, только на русском языке. Игорь Лысковский на школьном уровне прекрасно мог петь английском языке, однако это не вызывало у нас особого энтузиазма, потому что на языке можно было взять любую западную музыку, коей в то время уже было достаточно, и послушать, а вот на русском ничего подобного в то время у нас либо еще не было, либо мы просто не знали.
Мы использовали тексты исключительно собственного сочинения, до нас стали доходить первые рок пластинки с детальной информацией на обложках, из которой было ясно, что кто песни исполняет – тот же их и сочиняет, в этом мы и видели отличие рок музыки от эстрады, где слова Добнонравова на музыку Пахмутовой исполнял Кобзон или какой-нибудь вокально-инструментальный ансамбль. В то время в нашей стране сочинять песни имели право только члены Союза композиторов на стихи членов Союза писателей. Мы, естественно, не являлись членами никаких союзов, да и ни коим образом не могли ими являться, но, тем не менее, нам это казалось несправедливым, если у человека душа поёт и есть потребность что-то высказать, кто это может нам запретить? То, что звучало по радио, за редким исключением, нам очень не нравилось, мы стремились внести собственный вклад.
Сергей Богаев
Слушая западные коллективы, мы не могли не отметить звучание, понимали, что просто не знаем, как этот звук достигать. В магазинах кроме радиодеталей не было ничего, что могло бы нам помочь, не было ни книг, ни какой либо другой информации. Мы занялись конструированием, пробовали собирать примочки. Скинулись по три рубля на звукосниматель для моей гитары, однако тот звук, от которого замирало сердце, нами был недостижим. Этот звук назывался “фуз”, и я перерыл много журналов и схем, прежде чем спаял эту примочку. Оконечным каскадом я собрал на отдельной платке фильтр, который тогда называли “квакер”. В итоге, моя примочка дала поразительный результат! Мы зазвучали с фузом и квакером! Это было невероятно…
Нот мы не знали, я сочинял по несколько мелодий в день и тут же их забывал, поэтому ребром встал вопрос фиксации наших потугов на магнитный носитель. Я уже разжился первым бобинным четырёхдорожечным магнитофоном “Нота-303”, что обусловило сильный качественный прорыв. Одним микрофоном, повешенным к люстре за провод, нельзя было ничего записать. Глядя на фотографии западных групп, мы заметили, что к каждому барабану – свой микрофон, к каждому инструменту свой, и это логически было правильно, чтобы каждый инструмент был хорошо узнаваем, без отражения от стен, пола и потолка. Среди друзей и знакомых мы бросили клич: у многих уже завелись разные по классу магнитофоны и к каждому прилагался микрофон, а то и два, в случае стерео, мы попросили всех, кому не жалко, отдать нам свои микрофоны.
Насобирали с десяток, однако микрофонный вход у моей “Ноты” был всего лишь один, не было возможности смешать сигналы с десяти микрофонов, и я нашел единственно верное решение. Срезав с микрофонных проводов “пальчики” и пятиштырьковые разъёмы, я зачистил побольше провода, скрутил их все вместе – земли к земле, а сигналы к сигналам, припаял к этой “бороде” пятиштырьковую “эсгэшку” и вонзил её в микрофонный вход. Все было здорово! Все можно было регулировать расстоянием, углом наклона, это уже были тонкости и очень приятные хлопоты, которые давали простор для творчества, эксперимента: так поставишь – один звук, повернул чуть в сторонку – другой, еще куда-то запихаешь микрофон – третий. В общем, у нас уже стали появляться записи, которые можно было даже и послушать, поставить друзьям. Правда, наши одноклассники не очень хорошо восприняли наши эксперименты с сочинением, нам говорили, мол, парни, что вы маетесь фигнёй, ведь есть же нормальные песни – Солнечный остров, Марионетки, Новый поворот, группы Цветы, Високосное
