Именно теперь, семи– или восьмилетним ребенком, в повседневной партизанской войне с капризной матерью обретает Екатерина впервые это оружие. Может быть, ей помогла в этом отношении, даже больше, чем она это подозревала, мадемуазель Кардель. Эта женщина отличается чрезвычайно уравновешенным характером, она примирилась с тем, что, будучи потомком знатного рода, занимает низкое положение, и умеет наряду с этим сохранять свое достоинство, сознание своей силы, веселость. Может быть, ей удалось передать и маленькой немецкой принцессе кое-что из доставшегося ей по наследству традиционного французского умения жить.
Природные качества принцессы идут ей в данном отношении навстречу. София обладает чрезвычайно положительным характером, она охотно воспринимает все приятное, всякое полезное указание и умеет быстро стряхнуть с себя все грустное, все дурное. Она не счастливый, но вместе с тем веселый ребенок. Здесь нет никакого противоречия. Ее несчастье происходит от чисто внешней причины – недостатка родительской любви. Ее веселость – ее внутреннее достояние, коренящееся в здоровом ее теле, в живой любознательности ее подвижного духа. Пока еще ни ее телу, ни духу негде себя проявить. В восемнадцатом веке маленькие девочки не занимаются спортом, а сухая школьная мудрость учителей и пасторов не может ни в какой мере заинтересовать этот дух, всецело обращенный в сторону жизни и будущего. К чему применить избыток сил темпераментной десятилетней девочки? Игры в парке, прогулки с гувернанткой? Всего этого недостаточно, а гувернантка покидает общую спальню только для отправления естественных потребностей.
София изобретает новый вид спорта для использования этих нескольких свободных от надзора минут: она должна взбежать наверх по всем четырем маршам дворцовой лестницы и вернуться обратно в комнату до того момента, как мадемуазель Кардель справится со своим "делом". А по вечерам, когда мадемуазель Кардель думает, что ее маленькая воспитанница уснула, и потому болтает в соседней комнате с придворными дамами, София усаживается верхом на свою подушку, воображает, что это лошадь, и скачет до тех пор, пока не выбьется окончательно из сил.
Будущая Екатерина довольно часто сопровождает своих родителей во время их поездок. Подобные поездки были тогда в обычае: возможно большее количество владетельных домов должно было заблаговременно узнать о том, что в Цербсте подрастает миловидная благовоспитанная принцесса. Но истинной побудительной причиной этих поездок являлась неугомонная непоседливость Иоганны-Елизаветы. Эта красивая, живая женщина в возрасте между двадцатью и тридцатью годами не в состоянии долго переносить тихую, монотонную жизнь при Цербстском дворе. Ее тянет то к пышному Брауншвейгскому двору, где каждый день организуются охоты, экскурсии, оперные спектакли, то в Гамбург, где ее мать живет широким, роскошным домом, а каждую масленицу она проводит в Берлине, потому что считает, что ее ранг обязывает ее хоть раз в году делать визиты королю и его семье.
Самым существенным результатом этих поездок является для Софии то обстоятельство, что она скоро начинает понимать, до чего скучна, пуста и мелка жизнь при Цербстском дворе и в пограничном Штеттине. Она начинает также убеждаться в том, что ее мать, эта неограниченная властительница у себя дома, является в более блестящих местах только провинциальной дамой среднего ранга, а ее отец, всесильный штеттинский губернатор, только вассал прусского короля. Тот факт, что эти истины раскрываются перед ней уже теперь, имеет огромное значение, потому что вскоре вся ее будущность окажется зависящей от того, что она станет пренебрежительно относиться к советам своих родителей.
Однажды на обратном пути из Гамбурга, где София гостила у своей бабушки, Иоганна-Елизавета останавливается в Эутине у своего брата епископа Любекского, занимающего со времени Карла Голштинского пост кильского наместника. У него проживает в это время находящийся под его опекой одиннадцатилетний Петр-Ульрих, внук Петра Великого. Исполненными любопытства глазами взирает маленькая София на этого возможного претендента на два могущественных трона – русский и шведский. Она видит слабенького и для своего возраста низкорослого мальчика, который выглядит еще тщедушнее из-за надетого на него роскошного парадного мундира. Черты его лица довольно миловидны, но обезображены жиденькими рыжеватыми волосами, ниспадающими до самых плеч. Во всем его существе чувствуется робость и неуклюжесть.
Никто не наблюдал и не зафиксировал того исторического момента, когда эти двое детей протянули друг другу руки по всем правилам строгого дворцового этикета. Никто, впрочем, и не мог еще подозревать в ту пору, что каждый из этих детей сыграет роковую роль в жизни другого и какую именно. Затейница-судьба дала каждому из них то, о чем другой пламеннее всего мечтал и отсутствие чего он болезненнее всего ощущал. Как счастлива была бы София, если бы она могла быть мальчиком и к тому еще мальчиком, имеющим шансы стать властелином! Как счастлив был бы этот мальчик, душа которого была так же сдавлена обязанностями избранника, как его хрупкое тело чересчур пышным мундиром, если бы ему позволено было играть с его сверстниками в парке! Охотнее всего он играет в куклы, но эта забава ему особенно строго воспрещена. София же отдала бы свою жизнь за то, чтобы посидеть верхом на лошади, разумеется, в мужском седле. С каким рвением она стала бы учиться, если бы знала, что это является подготовкой для будущей функции правителя.
Никто не знает, говорили ли дети друг с другом об этой жестокой слепоте судьбы; никто не знает, обменялись ли они вообще хоть несколькими словами помимо пары конвенциональных фраз. То, что рассказывает впоследствии Екатерина об этой своей первой встрече со своим будущим супругом, не заслуживает доверия. Прежде всего она сама себе противоречит. В первой редакции ее мемуаров, написанных еще при жизни Петра, мы находим много лестных отзывов о неуклюжем мальчике. Двадцатью годами позже, уже в качестве самодержицы всероссийской, она утверждает, что Петр уже ко времени первого ее с ним знакомства был жалким пьянчужкой. В обоих случаях она поддалась искушению фальсифицировать прошлое с точки зрения интересов настоящего.
Годом или двумя позднее София знакомится в Гамбурге в доме своей бабушки со шведским графом Гюлленборгом. Этот идеалистически настроенный оригинал пускается в беседу с девочкой-подростком, которой никто не интересуется, и поражен ее ясным подвижным умом. Он принадлежит к числу тех редких людей, которые умеют вызвать замкнутых детей на откровенность, а потому скоро замечает, что за внешней веселостью Софии скрывается какая-то скорбь, и постигает причину этой скорби. Он делает для девочки все, что может. Тем, что он не скрывает перед нею своего мнения об ее уме, он внушает ей веру в собственные силы. Он даже называет ее философом, что производит на девочку огромное впечатление. Но он говорит, кроме того, и с Иоганной-Елизаветой и притом в присутствии Софии.
