— Павел Алексеевич, — осторояско вставил Боря, — а вы знаете Репина?
— Илью Ефимовича-то? А как же! Борис признался:
— Я видел его портреты. Как прекрасно, по-моему, это нарисовано!
— Не нарисовано, а написано, — поправил его Власов.
— Да, написано, — смущаясь, повторил Боря. — Так написано, что и следов кисти не видно. Будто живой человек в рамку вставлен. Власов протянул руку к Волге.
— Весь мир перед тобой. И Волга, вот эта ширь российская, тоже твоя. Первое дело — рисунком овладеть, стать господином своей руки. Линию обуздать. Второе — глаза научить смотреть и видеть. А третье — это уже вершина — красками научиться форму лепить. Отдашь всего себя искусству — оно тебе сторицей радости отпустит.
28 октября 1893 года Борис писал старшей сестре Кате, которая училась в Петербурге:
"Я только сейчас возвратился от Власова. Был у него четыре раза и рисовал орнаменты. У него рисовать хорошо тем, что для этого сделаны разные приспособления: огромная лампа-"молния", разные подставки для картона, на котором рисуешь, много орнаментов и фигур. Власов образовал еще клуб художников. В этом клубе участвуют наши художники: собираются к Власову на квартиру по известным дням и рисуют с натурщиков. Рисуют также и дома картины, и приносят в клуб на суд. Теперь я немного научился рисовать с гипсу и хочу усовершенствоваться в этом. В семинарии же буду на этой неделе начинать рисовать масляными красками, потому что краски в семинарии есть, кисти и палитры — тоже, только дело… в художнике. Хотя серьезно и нельзя рисовать красками, однако можно научиться составлять краски и некоторым приемам рисования".
Спустя месяц и два он снова пишет такие же деловые, с подробностями относительно занятий у Власова, письма:
"Теперь все свободное время я употребляю на рисование й все больше с гипсу (а не с «гипса» — мне так кажется вернее), а с рисунков рисую только акварелью да сепией. Сепией я наделал уже изрядное количество картинок…"
"…На Рождество я возлагаю большие надежды: хочу все время рисовать, рисовать и рисовать. Только не знаю, откуда брать гипсу.
Не можешь ли ты мне привезти из Питера, когда приедешь, "Анатомию для художников", где описываются все части человеческого тела, мускулы и т. п. Стоит она, кажется, 1 р. 50 к.".
К концу первого года ученик достиг таких успехов в рисовании, что скупой на похвалы Власов сказал ему несколько лестных слов, однако тут же не преминул напомнить:
— Копировать научился. Теперь глаз на цвет надо воспитывать, а память — на хорошее любопытство, чтоб не ленилась.
…"Не хочу быть ленивым и нелюбопытным, не буду. Стану воспитывать в себе наблюдательность, как Павел Алексеевич велит, непременно воспитаю", говорил сам себе Борис, направляясь как-то от Власова к дому. Шел он в новых сапогах горделивой походкой по набережной Волги. Сапоги ему купили недавно по дешевке, за полтора рубля. Правда, они чуть узковаты в голенищах, но на фоминой неделе мерять не дают.
Шел, а сам, как бы проверяя память, вспоминал, сколько раз повторяется орнамент на заборе городского сада «Аркадия», какого цвета филонь у священника… И глазами по сторонам, не желая пропустить ни одной мелочи.
…Баба, огромная, как каланча, держит на коромысле две связки сушеной рыбы, каждая больше ведра. Старик, увешанный от плеч до пяток связками лука. И луковицы, шурша, блестят на солнце сухими рыжими боками.
— Килиманда! Килимакда! — кричит татарин возле тележки с арбузами, что значит: "Иди сюда, покупай!"
Из серии «Автобиографические рисунки».
У татарина черные, как спелая ежевика, глаза и тюбетейка черная с оранжевым змеевидным рисунком, сапоги сшиты из цветной кожи.
…На приколе стоит баржа «Славянин». Ленивая вода плещет о дно баржи. Вон буксир-работяга весело тащит к берегу четыре лодки-прорези — чем не бусы, нанизанные на нитку? Вода под баржей черная-черная, а вокруг охристая с голубыми переливами, как оперенье сойки. Какую краску тут возьмешь? Смешивать надо, должно быть, несколько цветов.
Странно устроены глаза у Бориса. Мать говорит, что у него на радужной оболочке желтые и серые крапинки и оттого получается особый блеск. А кроме того, он дальнозоркий, может разглядеть не только колокола на Успенском соборе, но и лицо звонаря.
…Вон с баржи на берег сошел мужик — усы топорщатся в разные стороны, лицо выбрито чисто, а нос тонкий, злой. Интересный тип. Хорошо бы зарисовать его сейчас, да нельзя. Во-первых, Павел Алексеевич не велел. ("Раньше срока до натуры не пущу, не дастся тебе она".) А во-вторых, если тут с альбомом остановишься, любопытные замучают. Надо запоминать, все запоминать, благо в Астрахани, чудо-городе, есть на что посмотреть. Со всего света — из Средней Азии, с Кавказа, из Персии, из Европы, — отовсюду торговцы приезжают. Персы торгуют коврами, татары — конями, калмыки — шерстью, кавказцы — браслетами, кинжалами, греки — золотыми рыбами, даже французы приезжают с украшениями, духами и вафлями.
На набережной появился экипаж. Из него вышел широколицый старик с бородой лопатой. Жалобно скрипнула рессора. Следом, шурша юбками, выпорхнули две молодые купчихи.
От баржи навстречу им направился тот мужчина с усами. Старик протянул ему руку, поздоровался и степенно заговорил:
— Вот, батюшка, правду говорят: Петербург — голова, Москва — сердце, а Нижний — карман у матушки нашей России. Я так думаю: кабы не Астрахань, карману-то бы пустому быть. Стыдно сказать, а и грех утаить: Нижнему-то Новгороду до Астрахани по торговле далеко будет. Только разве что Нижний поближе к столице. Вся его сила в том… Как улов-то?
Купчихи стояли, освещенные солнцем.
Кустодиев невольно замедлил шаг, прищурил глаза. Одна в васильковом платье (не в сарафане — значит, модница!), красная шаль на плечах. Там, где шаль дает тень на синем, образуется лиловый цвет. Другая девица в оранжевой кофте и темной в горошек юбке. Алые серьги, бело-розовая кожа, черненые брови, гла-за-бирюза… Чистые краски, без примесей.
…1896 год. Борису уже восемнадцать лет. Осенью Павел Алексеевич Власов помог своему ученику составить прошение в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.
Закончились годы отрочества, когда силы, дремлющие в человеке, вырываются из мрака незнания, когда вера в себя обгоняет способности, желание приводит к победе и победа равна силе вложенного труда и страсти. Павел Алексеевич привил своему ученику главное — строгое и возвышенное отношение к искусству.
Борис терпеливо ждал ответа из Москвы.
