Захотелось взять в руки этот пакетик и выкрутить его, как отжимают белье, услышав в ответ перебивающие друг друга хлопающие звуки.
Такой доступный релаксант – лопание пузырьков вкупе с тактильным ощущением и характерным звуком всегда генерировал детское состояние беззаботного веселья и игривости. Интересно, изобретут когда-нибудь «усовершенствованную» пленку, пузырьки которой не будут лопаться? Хотя какой в ней тогда смысл?
* * *
– Чпуньк! – глухо лопается под ногами беленький плод снежноягодника. Раннее осеннее утро и дождливое небо. Тепло и сыро, а вокруг – желтая листва и запах увядающей природы. Времена года четко отличаются по запаху. И если ранняя осень визуально еще очень похожа на прохладное лето, то запах смены сезона все расставляет на свои места.
Мне чуть больше четырех лет. У меня на ногах красные резиновые сапожки в крупный белый горох. В руке крепко зажат зонтик со светлой пластиковой ручкой и розово-голубым геометрическим рисунком на куполе, словно цветная картинка в калейдоскопе. На асфальте скользкими дорожками растянулись длиннющие дождевые черви. Самые шустрые из них пытаются уползти и затеряться в ворохе листьев.
Сапожки бойко и озорно наступают в лужи, отчего брызги летят во все стороны. Сонные прохожие смотрят хмуро и неодобрительно, а мне радостно под дождем и осыпающимися с деревьев листьями. На земле рассыпались плоды снежноягодника – предвестники зимы. Какое же удовольствие наступать на белые горошины, слышать этот магический звук и видеть раздавленные белые лужицы, которые тотчас же смывает дождь. Кажется, что у взрослых любовь к воздушно-пузырьковой пленке сформировалась, когда они маленькими девочками и мальчиками ходили в осенний детский сад и самозабвенно давили упругие плоды подошвой ботиночка.
В одной руке у меня зонтик, а в другой – папина ладонь. Сегодня он ведет меня в садик. Его мягкие русые волосы красиво кудрявятся от влажного воздуха. Здание садика напоминает букву «Н», и нам нужно обогнуть одну из его длинных сторон, чтобы дойти до входа в мою группу. Железная массивная дверь туго скрипит, поддаваясь папиным рукам, и мы заходим в корпус.
Садик всегда встречает ароматами завтрака. Где-то там, в недрах кухни, уже готовят для всех омлет и варят огромную кастрюлю горячего какао, отдающего синим цветом и обязательно с пенкой.
– Доброе утро! – приветствует нас Надежда Алексеевна.
– Здравствуйте, Одеждо-Лисевна! – радостно отвечаю я. Она добрая и всегда разговаривает со мной обо всем на свете. А я рассказываю ей, как мы с братом рисовали Микки-Мауса, какие вкусные блины печет наша мама, как я летом ела клубнику прямо с грядки, и какой смешной плюшевый заяц живет у меня дома.
Папа целует меня в щеку и уходит, а я спешу в группу, чтобы успеть помахать ему рукой через окошко. Вижу, как открывается входная дверь, и он спускается по ступенькам. Оборачивается, находит глазами нужное окно и машет мне в ответ. Я улыбаюсь своей детской очаровательной улыбкой с щербинкой между передними зубами.
Взрослые думают, что это они провожают малышей в садик, передают воспитателю и спешат на свою работу. Но тогда я точно была уверена, что все происходит совсем наоборот: я не просто провожала папу, а предсказывала, как пройдет его день, а значит, и вечер всей нашей семьи.
Мне, четырехлетнему ангелочку с кудряшками, уже был знаком тот не сравнимый ни с чем тяжелый сладковатый запах. Запах зависимости и безвольности. Запах пьяного папы. Я без труда угадывала шатающуюся походку, его неуверенный голос и изменившееся лицо. По звуку поворота ключа в замке подскакивала моя тревожность, и я могла догадаться, какого цвета будет наш вечер. А цветов тогда существовало всего два – черный и белый.
Целуя на прощание папу перед тем, как убежать в группу, я всегда шептала ему на ушко, как молитву, три самых заветных слова, вкладывая в них всю свою детскую искренность:
– Пиво не пей! – тихонько, чтобы не услышали ребята или воспитатель. Важно было это сделать шепотом – никто не должен был знать, что папа пьет. А папа пил. По праздникам – водку, а по будням – пиво. Почти каждый день. А я училась врать. Зависимость в семье стала отличной почвой для развития навыков замалчивания. Говорить неправду и скрывать семейную проблему стало почти автоматической реакцией. Ведь все взрослые в моем окружении так делали – говорили одно, а на уровне поведения происходило что-то совсем другое.
Я придумала свой собственный магический ритуал, отвечающий за состояние папы в момент его возвращения домой. И я искренне верила, что могу управлять этой ситуацией. Суть ритуала сводилась к тому, что я намеренно отказывала себе в удовольствии наступать на белые плоды снежноягодника, разбросанные по всему асфальту, и тогда вечером дома не будет этого тяжелого запаха, а папа будет играть со мной и читать нам с братом перед сном книжку.
«И пусть это будет ценой, которую я заплачу, чтобы папа сегодня не пил пиво», – думала я, осознанно и старательно выбирая, куда поставить ногу…
* * *
С неба падали, кружась, желтые влажные кленовые листья, отражая свет уже зажигавшихся уличных фонарей. Я поднимала голову и завороженно смотрела на осеннее чудо.
Мы с Надеждой Алексеевной ходили вокруг садика и ждали, когда за мной придут. И так уютно было в этой осени – ее еще слегка теплое дыхание постепенно окрашивало разноцветным градиентом листву деревьев, первый иней ложился на зеленую траву хрупкими кристаллами, природа загоралась выразительными красками – ненадолго, лишь на несколько недель, чтобы потом успокоиться и заснуть под белой простыней до самой весны.
Я знала, какого цвета будет сегодняшний вечер – ведь за целый день мой сапожок ни разу не опустился на белую ягодку. Вечер будет светлым. Нет, в нем, конечно, будет присутствовать томительное ожидание – папа всегда приходил с работы поздно, но это было не страшно. Главная цель была, чтобы сбылись три волшебные слова, чтобы папа «не пил пиво».
Уходя из садика с мамой, я думала о том, что завтра на тротуарах будут ползать новые жирные червяки, в лужах лежать еще более красивые листья, а сочные плоды снежноягодника, как будто нарочно, будут заботливо разложены кем-то на асфальте, готовые лопнуть под маленьким детским ботиночком.
Поздно вечером того дня входная дверь открылась с пугающим грохотом. Ручка впечаталась в стену и оставила там вмятину на долгие годы. Шумно рухнуло на пол папино пьяное тело, а воздух в квартире мгновенно наполнился ароматом липкого
