и потому, что и его собственная честность подверглась порче в тлетворной атмосфере рабства. Но теперь ставка на игру по правилам начинала оправдываться.
«Великолепный город Филадельфия» вполне оправдал ожидания Эквиано. Он нашел его «чудесным местом, обильным товарами и с низкими ценами» и «расторговался быстро и с хорошим прибытком», отдавая предпочтение «по большей части квакерам. Это были самые честные и скромные люди, никогда не пытавшиеся обмануть; мне они очень нравились, и впоследствии я всегда предпочитал иметь дело именно с ними» (195). Он даже не отказал себе в удовольствии получить предсказание судьбы у «умной женщины» [167] миссис Дэвис, несмотря на убежденность в том, что «смертному [не дано] проникнуть в замыслы Провидения», и отказ «верить в какое-либо откровение помимо Священного Писания». Как и следовало ожидать, она порадовала его, сказав именно то, что он и хотел услышать. С прорицанием скорого освобождения, без сомнения эхом отдававшимся в голове, Эквиано «отплыл из этого замечательного места на Монтсеррат, чтобы еще раз сразиться со свирепым прибоем» (190).
Вернувшись на Монтсеррат, он с еще возросшим нетерпением ожидал возможность наконец «набрать нужную для выкупа сумму». К радости Эквиано, в начале 1766 года Кинг приобрел намного более вместительный шлюп Nancy, что сулило Эквиано «больше места для собственных товаров», которыми он мог торговать на свой счет. Заработав незадолго до этого «триста процентов прибыли… от продажи четырех баррелей свинины из Чарльстауна, [он] погрузил столько товара, сколько смог, и вверил успех… предприятия Божественному Провидению». Продлившееся почти три недели плавание, в котором даже довелось встретить «гигантских морских чудовищ», китов с детенышами, оказалось благополучным. Покончив с делами в Филадельфии, «этом тучном крае», они отплыли на Монтсеррат, где он рассчитывал сбыть свой товар, выручив достаточную сумму для оплаты свободы. Однако немедленно исполнить этот план не удалось, потому что Кинг сразу отправил Фармера на остров Святого Евстафия за «живым товаром» для Джорджии, где Эквиано не преминул еще раз поблагодарить мистера Брейди за заботу о нем в Саванне (195).
Неожиданное приказание Кинга идти в Джорджию перед окончательным возвращением на Монтсеррат преисполнило Эквиано тревоги за саму возможность выкупить себя на свободу. Вследствие стремления как можно скорее добыть как можно больше денег Эквиано вместе с капитаном Фармером стал жертвой обманщика. Оглядываясь в прошлое, Эквиано описывает их неудачу с юмором. В Саванне они с Фармером повстречали ювелира-серебряника, которого в предыдущем рейсе доставили сюда из Вест-Индии. Он попросил отвезти его назад, посулив жду, и не мажься елеем, и представься женщиною, много дней плакавшею по умершем». Здесь и далее Библия цитируется по Синодальному переводу (примеч. пер.). «капитану много денег, так что мы решили, что он очень богат». Как водится у мошенников, успех серебряника основывался на жадности жертв и вере в его посулы. Но пока Фармер с командой занимались загрузкой судна, он занемог. Фармеру он обещал не только заплатить за проезд, но также, за неимением семьи, сделать своим наследником в случае, если тот согласится ухаживать за ним во время болезни. Серебрянику становилось все хуже, и Фармер все больше верил, что вот-вот разбогатеет, и даже предложил Эквиано десять фунтов после того, «как завладеет имуществом этого человека», если тот поможет ухаживать за умирающим. В предвкушении богатства, которое свалится ему на голову после ожидаемой кончины ювелира, Эквиано «выложил восемь с небольшим фунтов за костюм высшего качества, чтобы пойти в нем на танцы, когда обрету свободу, которая, как я надеялся, была уже у меня в руках». Через несколько дней Фармер среди ночи получил известие о смерти серебряника и разбудил Эквиано, попросив поскорее отправиться с ним за долгожданным наследством. Эквиано сперва отвечал довольно грубо: «Я сказал, что ужасно хочу спать и предложил сходить с кем-нибудь другим или, раз человек уже умер и не нуждался более в уходе, отложить всё до утра». Но Фармеру удалось уговорить его, и вскоре они явились в дом серебряника, которого «нашли настолько мертвым, насколько можно было желать». Воодушевленный столь близким богатством, Фармер обещал устроить «пышные похороны». Но, заполучив его имущество, они обнаружили в самом маленьком из «набора сундуков» деньги, которых недостало бы даже на гроб для ювелира: «Наша внезапная и всеохватная радость сменилась столь же внезапным и всеохватным унынием, и мы с капитаном какое-то время являли собою весьма глупую картину досады и разочарования. Мы ушли совершенно убитые, предоставив покойному самому о себе позаботиться, раз уж ничего не получили за такую большую заботу при его жизни» (197).
Пребывая «сильно не в духе из-за нашего приятеля, серебряника», они вернулись на Монтсеррат, где после продажи собственных товаров Эквиано «обнаружил себя владельцем около сорока семи фунтов». Спустя несколько дней, следуя совету своего «истинного друга» капитана, Эквиано навестил Кинга во время их совместного с Фармером завтрака и напомнил хозяину об обещании. Изложение состоявшегося у них разговора выглядит полной противоположностью давнему спору с Паскалем о свободе – и по манере, и по содержанию:
Войдя, я поклонился хозяину и, с деньгами в руке и великим страхом в душе, призвал его быть верным своему слову и исполнить обещание дать мне вольную, как только я смогу заплатить за нее. Эти слова явно привели его в замешательство, он недоуменно взглянул на меня, и душа моя ушла в пятки. «Как это, – воскликнул он, – дать вольную? Где ты мог достать столько денег? У тебя что, есть сорок фунтов стерлингов?» – «Да, сэр», – отвечал я. «Но как тебе удалось их накопить?» – изумился он. Я ответил: «Исключительно честным путем». Тут капитан заметил, что знал, что я собирал необходимую сумму исключительно честным образом, с большим усердием и осмотрительностью. На это хозяин только и мог сказать, что я заработал деньги намного быстрее, чем он, и что нипочем бы не дал мне того обещания, если бы знал, что я так скоро обзаведусь нужной суммой. «Ну ладно, ладно, – сказал мой милый капитан, похлопывая хозяина по плечу, – ладно, Роберт (так звали хозяина), надо дать парню вольную. Ты очень удачно вложил денежки, все это время получал хорошую прибыль, и вот тебе еще и основной капитал. Я знаю, что Густав приносил тебе больше сотни в год и будет приносить дальше, он же не собирается тебя покидать. Давай, Роберт, забирай деньги». Тогда хозяин сказал, что не намерен отступаться от слова, и, взяв деньги, велел идти к регистратору, чтобы тот составил вольную.
Слова хозяина прозвучали гласом с небес, в мгновение ока все мои тревоги обернулись невыразимым счастьем, и я со всей возможной почтительностью склонился в поклоне,
