отступали с потерями. Огонь русского гарнизона отбрасывал противника.
Король сделал ставку на артиллерийский обстрел, к чему Шеин оказался отлично подготовлен: Михаил Борисович имел в своем распоряжении, по разным данным, от 220 до 300 орудий и охотно пускал их в ход. Польская артиллерия уступала русской в несколько раз.
Итак, противник, подвергнув русскую крепость канонаде, ничего не добился. Зато многие его орудия оказались испорчены от частой, притом безрезультатной стрельбы. Да и, по всей видимости, ответный огонь Шеина также наносил артиллерийскому парку поляков серьезный урон. Королю пришлось запросить из Риги новые орудия взамен пришедших в негодность. Но до Риги и обратно — не ближний свет… Пехота, засевшая в окопах под стенами, постоянно несла потери убитыми и ранеными в изрядном количестве.
Осаждающие испытали другой способ, сделав попытку подвести под стены Смоленска минные галереи. Шеин встречал их контрминной игрой. Особые подземные ходы — «слухи» — позволяли ему загодя узнавать о земляных работах противника. А выявив «направление атаки», оставалось лишь хорошенько встретить непрошеных гостей. Шведский источник отмечает: «…горожане весьма храбро оборонялись при всех нападениях, а все подземные подкопы подрывали своими поперечными ходами (и вели много подземных работ)». Ловкие русские ратники дважды вплотную подбирались к противнику, ведущему подкоп, и поднимали его на воздух с помощью мощного порохового заряда. Под землей погибло немало вражеских воинов.
Тактика обороны города, выбранная Шеиным, отличалась стремлением дать врагу активный отпор. Защитники города совершали дерзкие вылазки. Польский источник сообщает: «Несколько русских, по научению одного венгерца, давно поселившегося в России, пробравшись по бревнам моста, где были поделаны скамьи, благодаря неосторожности поручика и беспечности пехоты старосты Сандецкого, которая поставлена была не допускать русских брать воду у моста с той стороны, где находятся шанцы маршала [23], украли ее знамя и ушли с ним без вреда, ранив хорунжего, который в пьяном виде один напал на них, отнимая знамя».
Вся Россия, включая, разумеется, и опытного воеводу Шеина, знала прекрасный пример успешного сопротивления русского гарнизона лучшим войскам, какие только мог набрать и поставить под свои знамена король польский. В 1581–1582 годах князь Иван Петрович Шуйский выдержал во Пскове осаду короля Стефана Батория, нанеся его армии тяжелое поражение и сорвав планы воинственного монарха. Вглядываясь в хронику смоленской обороны, возглавленной Михаилом Борисовичем, невозможно отделаться от впечатления, что он сознательно брал пример с Ивана Петровича Шуйского. Тот же почерк: усиление каменных стен древо-земляными укреплениями, мощный ответный огонь крепостной артиллерии, активная контрминная борьба и хорошо рассчитанное изматывание противника вылазками. Притом Шеин, сберегаю пехоту, столь необходимую для отражения штурмов, бросал на вылазки конницу — как любил поступать Иван Петрович в Пскове.
Как видно, псковский опыт Шуйского получил широкую популярность среди русских воевод…
И если Шуйский покрыл себя славой мастера тактической борьбы, умевшего разгадывать замыслы врага и заранее срывать их своей умелой игрой, то и Шеин показал способность предварять действия неприятеля своими, рассчитанными и «запущенными» задолго до того, как противник получал шанс всерьез повредить городу.
Шеин отлично выполнял возложенную на него задачу удержать Смоленск. Его активная оборона приносила Сигизмунду III одни огорчения. Ситуация резко улучшилась для России в первые месяцы 1610 года. Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, раскидав отряды Лжедмитрия II, вошел в Москву. Подмосковный лагерь нового самозванца распался. Сам он бежал в Калугу, и часть его людей присоединилась к нему. Кое-кто из русских почел за благо возвратиться под руку законного царя Василия.
Наконец, значительная часть пополнила собой стан королевской армии под стенами Смоленска. Конечно, Шеину стало тактически труднее бороться: враг укрепил свои ряды. Но стратегически Смоленск оказался в выигрыше — отныне там ожидали подхода царской армии, направленной из Москвы, чтобы отбросить интервентов от города. Лжедмитрий II никак помешать уже не мог.
Летом 1610-го основные силы царя Василия Ивановича, сопровождаемые мощным контингентом иностранных наемников, двинулись наконец выручать Шеина с его людьми.
Но в короткий промежуток от явления триумфатора Скопина в столице и до выхода царских полков к Смоленску произошло событие, вновь резко изменившее расстановку сил. Победоносный князь Скопин-Шуйский скоропостижно ушел из жизни, притом царское семейство обвиняли в отравлении. Один Бог знает, насколько эти сплетни верны. У монаршего брата Дмитрия имелись серьезные основания предполагать, что Михаил Васильевич опередит его в вопросах престолонаследия: сыновей у царя не было, трон вполне мог отойти к младшему брату… если народ и знать не склонятся на сторону блистательного молодого победителя, по крови своей вполне подходящего для роли государя.
Так или иначе, популярный Скопин ушел из жизни, а непопулярному Дмитрию Ивановичу Шуйскому царь поручил главное командование в своей полевой армии. Трудно было сделать кадровый выбор хуже этого…
Мало того что на Дмитрия Ивановича смотрели как на душегуба, бодро запрыгнувшего в кресло своей жертвы. Это, так сказать, полбеды. В конце концов, не все верили в ужасающие россказни. Князь Дмитрий Шуйский считался — и вполне справедливо! — фантастически плохим полководцем. Лжедмитрий I когда-то опрокинул его полк, а военачальники Лжедмитрия II разгромили армию князя вчистую в сражении под Болховом 1608 года. Ему явно не хватало воинского опыта, энергии, отваги. К тому же он не имел такого авторитета у иностранных наемников, каким пользовался Скопин, и, видимо, не понимал, как строить с ними отношения.
Историк К. Э. Аксаньян точно подметил: младшие братья Василия Шуйского получили до начала его царствования ничтожный, несообразный их положению военно-тактический опыт. А их старший брат был вынужден опираться на родню: она надежнее прочих служилых аристократов, поскольку, как минимум, не предаст, как предали Годуновых на завершающем этапе борьбы с Лжедмитрием I.
Итог у кадровой ошибки царя Василия IV был катастрофический. Князь Дмитрий Иванович Шуйский сделал все мыслимые и немыслимые ошибки. Огромное войско, выведенное в поле под его командованием, не просто потерпело поражение, оно перестало существовать как организованная боеспособная сила. Все тот же гетман Жолкевский разбил Шуйского у села Клушина 24 июня 1610 года.
Русский царь вскоре потерял власть, заговорщики арестовали его и даже пытались постричь в монахи; Василий Иванович воспротивился; позднее свергнутого монарха вместе с младшими братьями Дмитрием и Иваном предательски отдали в руки злейшим врагам-полякам. В Россию он больше не вернулся…
А положение Шеина в Смоленске резко ухудшилось на стратегическом уровне. Москва как надежный тыл для него больше не существовала. Москва договорилась с поляками о подчинении, изготовилась принять в цари польского королевича Владислава — сына Сигизмунда III, на том условии, что монарший сын примет православие. Даже крест ему целовали.
Отныне Михаил Борисович не мог рассчитывать ни на пополнение, ни на поддержку деблокирующих сил. Он оказался предоставлен самому себе. Ситуация парадоксальная: под стенами Смоленска родитель велит пушкарям забрасывать ядрами город, а в стенах Москвы переговоры завершились призванием
