перебегал в стан неприятеля от царя, которого когда-то признал истинным государем
{89}.
Ему пришлось идти по грудь в боях на протяжении долгого времени. Осенью 1606 года Михаил Борисович участвовал в отражении болотниковцев от столицы. Сначала действовал в составе царской армии под Коломной, затем бился в сражении под селом Троицким — окольничий среди воевод, но с непонятным статусом, когда над царским войском одержали победу провинциальные дворяне во главе с тем же Истомой Пашковым {90}. Под Москвой бился третьим воеводой Главного полка (не назван Большим), когда болотниковцев разбили у Коломенского, а потом в большом бою у Заборья {91}. Тогда Михаил Борисович возглавил отряд подошедших на подмогу Москве смолян, то ли, по другим данным, был в числе воевод, которых поставили командовать контингентом смолян {92}. За решающие сражения, переменившие ход борьбы с болотниковцами (декабрь 1606-го) {93}, Шеин и получил от государя пожалование боярского чина. Такой дар — высшее признание заслуг. Каких именно — верности, стойкости или тактического искусства, — сказать сложно. Но уж точно выдающихся.
Более того, Василий Шуйский оказал воеводе особую милость — пригласил его к себе за пиршественный стол в кругу немногих избранных вельмож. Царь показывал: «Этого человека я ценю высоко». Очевидно, боевые действия против болотниковцев выявили тактический талант Шеина, но об этом можно только гадать. А вот мужество и верность полководца, без сомнений, вновь оказались явлены; они-то и подтолкнули царя к идее особо почтить Михаила Борисовича. Откуда можно сделать такой вывод? Из характера боевых действий. Победу в них давала прежде всего преданность своих ратных сил или, чуть ли не чаще, предательство чужих. Шеин не предавал. Шеин являл преданность, а она требовала отваги, поскольку битва за битвой шли — насмерть.
Весной 1607 года болотниковцы оправились от прежних поражений, вновь набрали силу и приготовились к продолжению борьбы. Смута, едва не закончившаяся, вновь разгорелась, стяги ее опять поднялись высоко. Тогда сам царь Василий IV Шуйский вышел во главе отборных войск в поход к новому оплоту мятежников — Туле. Шеин сопровождал государя, ездил в монаршей свите среди бояр, но самостоятельного воеводского поста не получил. Монарх действовал удачно, Тула ему сдалась. Именно там был переломлен хребет бунтовской армии Болотникова.
Из-под Тулы Шеин в том же 1607-м, в поздних месяцах, милостью царской был отправлен воеводой в Смоленск, и с ним вторым (младшим) воеводой назначен худородный Рюрикович — князь Петр Иванович Горчаков {94}. Смысл назначения совершенно ясен. Государь, как минимум, доверял Шеину и, возможно, надеялся на его опыт, смелость, тактические дарования. В сущности, Шеин получил власть над одним из ключевых городов России, по рождению ему не полагавшуюся. По крови своей Михаил Борисович не мог взлететь столь высоко. Он не принадлежал к числу первостепенных аристократов, а пост старшего смоленского воеводы традиционно отдавали выходцам из знатнейших семейств России. Но боевые заслуги и доверие монарха подняли его выше того уровня назначений, который предписывали обычаи.
Падение Болотникова и гибель его армии отнюдь не прекратили Смуту, но лишь притормозили ее развитие. В пределах России появился новый самозванец — Лжедмитрий II. Он быстро двигался к столице, и лишь на окраинах самой Москвы правительственным войскам удалось остановить его натиск.
1608–1610 годы — время жестокой борьбы законного царя с новым самозванцем. Отряды Лжедмитрия II растекались по стране, захватывая города и перерезая дороги, по которым к Москве двигались припасы и ратные пополнения. Духовное сердце России — Троице-Сергиева обитель также подверглась осаде мятежников.
Василий Шуйский потерял тогда пол-России. Но другая половина продолжала держаться его стороны, отбиваясь от сил бунта и хаоса.
Смоленск, где все это время сидел на воеводстве Шеин, оставался верным царю. Михаил Борисович не позволил утвердить тут знамя мятежа, хотя некоторые другие города Смоленской земли перешли под контроль самозванцевых войск.
Шеин, сохранявший силу и богатства Смоленска за государем, был тем самым бесконечно ценен для Василия Шуйского.
Войдя, по распоряжению царя Василия IV, в договоренность со шведским королем, в 1608 году молодой царский родственник из старшей ветви монаршего семейства — князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский обещал Швеции город Корелу [20] с уездом за возможность получить от северо-западного соседа поддержку в виде корпуса наемников. У него под командованием оказалась изрядная сила, состоящая из нескольких тысяч иноземного отчаянного сброда. Комбинируя наемников и собственно русскую силу, набранную в Новгородской земле, Скопин-Шуйский начал медленную реконкисту. Он двигался с севера, от Новгорода. С энергией и талантом Скопин-Шуйский принялся бить молодчиков из лагеря тушинцев. Тесня и громя отряды бунтовщиков, князь буквально прогрызал путь по территориям, в которые враг вцепился мертвой хваткой.
Шеин оказал полководцу-освободителю поддержку. Когда Скопин-Шуйский проводил, как сказали бы в XX столетии, фронтовую наступательную операцию под Торжком, отряды смоленского воеводы пришли на подмогу и соединились с его войском. Воинские документы сообщают: «Послал боярин и воевода Михайло Борисович Шеин ко князю Михайлу… Васильевичу в сход воеводу князя Якова князь Петрова сына Борятинсково да Семейку Ододурова, а с ними смолян, брянчан, серпьян [21]; и они… очистили Дорогобуж, Вязьму, Белую и литовских людей побили, и сошлися со князем Михайлом Васильевичем под Торжком» {95}. Шеин рисковал, ослабляя гарнизон ключевого города, но риск оказался оправданным.
Скопин-Шуйский выиграл одно сражение, другое, третье, разбил большую армию неприятельскую под Калязином, освободил от осадного сидения Троице-Сергиеву обитель, деблокировал, наконец, Москву уже в 1610-м. Триумф! Московскому государству полегчало. На бледном челе призрачного чудовища Смуты заалела глубокая рана…
Смута вроде бы пошла на убыль. Еще немного, и Русская земля очистится от ее зловонного присутствия! Еще немного, последнее усилие…
Но вышло иначе.
Польский король Сигизмунд III использовал получение русским царем помощи от Швеции как повод для начала войны. Формально Шведская корона считалась врагом Речи Посполитой и находилась с нею в состоянии войны, а Россия оказалась другом врага. Что же, на первый взгляд повод веский… Но к тому времени в войсках двух самозванцев на Россию пришло полным-полно подданных Сигизмунда III, а потому фигура польского правительства «мы не имеем к этому ни малейшего касательства» становилась все более анекдотичной… А в долгосрочных планах польско-литовской политической элиты всегда и неизменно стояла задача вырвать Смоленск, взятый русскими в 1514 году, а при удачном стечении обстоятельств захватить также Чернигов, Путивль и всю Северскую землю, отбитые великим князем московским Иваном III еще в 1503 году.
Поэтому, когда летом 1609 года армия Сигизмунда III вторглась на территорию России, предлог «вы вошли в союзничество с враждебной нам Швецией» прозвучал бы смехотворно, кабы не звучал столь подло. Король явился исполнить давние стратегические намерения своей державы, и момент вторжения
