во гроб Дмитрия Углицкого в 1591 году, знали немногие… А вдруг и правда — природный царь? Пусть он и правит вместо Годуновых, коих многие аристократы превосходили по высоте крови, включая и самого Михаила Борисовича. При всей благожелательности Годуновых к Шеину они все равно должны были в его глазах выглядеть парвеню, захватившими трон почти что мошеннически.
Но так уж ли ценен был Михаил Борисович для самозванца? Как сдавшийся герой, как живое подтверждение того, сколь значительных людей взял под свою руку ложный царевич, — да. Но как служилец на долгие времена, как доверенное лицо — совершенно нет. Брачный свойственник Годуновых, покровительствуемый ими, спасший одного из них на поле боя, к тому же местнический соперник Басмановых, при том что Петр Басманов стал правой рукой самозванца, — это личность неудобная. После кончины царя Бориса Федоровича, свержения и убийства его сына Федора самозванец, как видно, решил держать доверенных людей враждебного ему семейства подальше от Москвы. Поэтому Шеин при дворе оставался недолго.
Известно всего лишь об одной службе Шеина при дворе воцарившегося самозванца. В 1605 году тот призвал к себе татарского служилого «царя» Симеона Бекбулатовича и устроил ему торжественный прием. Доброе отношение к крещеному татарину, принявшему когда-то из рук Ивана Грозного царский титул, испарилось у Лжедмитрия I очень быстро. Симеон Бекбулатович с усердием истинно православного человека принялся обличать самозванца за его уклонение в католицизм, был насильственно пострижен во иноки, а потом выслан из Москвы. Среди тех, кто с почетом встречал Симеона Бекбулатовича на пути в Кремль, когда ложный «царик» все еще выказывал ему благоволение, числился окольничий Шеин {86}. Велика ли ему честь от участия в подобной церемонии?
Наступила весна 1606 года. Март застал Михаила Борисовича в дороге. «Монарх», как уже говорилось выше, недолго держал его при себе и отправил в оборонительную армию, ежегодно выставлявшуюся на юге против крымского хана. Шеину достался Передовой полк {87}, стоявший под Ливнами. Общее командование полевым соединением осуществлял князь Иван Михайлович Воротынский.
Итак, что такое Михаил Борисович Шеин на пороге главных событий Великой смуты? Видный аристократ, шагнувший из стольников в окольничие. Воевода, управлявший гарнизонами больших крепостей, отдельных полков и самостоятельных полевых соединений. Участник двух битв и целого ряда походов.
Не блестящая по тем временам карьера, но вполне достойная. А вот тактический опыт поистине богатый!
Высшего служебного чина Михаил Шеин достиг при царе Василии IV Шуйском. Точно известно, что самое позднее в январе 1607 года Михаил Борисович пожалован от царя: его перевели из окольничих в бояре. До того Шеин претерпел от мятежников, но проявил верность новому государю.
Документы того времени сообщают: «А как после Ростриги сел на государство царь Василей, и в польских, и в украиных, и в северских городех люди смутились и заворовали (взбунтовались. — Д. В.), креста царю Василью не целовали, воевод почали и ратных людей побивать, и животы (имущество. — Д. В.) их грабить, и затеяли, будто тот вор Рострига с Москвы ушол, а в ево место будто убит иной человек. В Борисове городе убили Михаила Богдановича Сабурова. В Белегороде убили князя Петра Ивановича Буйносова. А с Ливен Михайло Борисович Шеин утек душою да телом, а животы ево и дворянские пограбили» {88}.
Иначе говоря, воевода не участвовал в майском 1606 года перевороте, когда самозванец был свергнут и убит, а на трон взошел Василий Иванович. Очевидно, Шеин изъявил ему лояльное отношение, присягнул и… тем попал в немилость мятежного населения города. Спасся. Но не испугался, а скорее разъярился. Шеин очень скоро вернулся на юг, чтобы драться за нового царя.
Он принял участие в вооруженной борьбе с болотниковцами как один из ведущих воевод царского воинства. Дав Шеину под команду Передовой полк в армии князя И. М. Воротынского, государь отправил его сначала в Новосиль, а потом «в сход» к Воротынскому под мятежный Елец. В Ельце и Кромах раньше, чем где бы то ни было, разразился бунт против власти Василия Шуйского. Провинциальное дворянство, а также все те, кто пришелся не ко двору при новом монархе, подняли знамя верности мертвецу. Вряд ли кто-то всерьез думал, что Лжедмитрий I спасся в Москве от рук разгневанных заговорщиков. Но поиски нового «чудесно спасшегося Димитрия» и появление разного рода ложных «воевод», якобы посланных им, чтобы проложить ему новую дорогу к престолу, играли роль ширмы для вооруженной борьбы за возвышение. Южнорусское, то есть рязанское, тульское, северское и иное региональное дворянство не имело шансов получить высокие посты в Москве, сколь бы хорошо оно ни служило, сколь бы храбро ни сражалось под царскими стягами. Смута давала возможность возвыситься экстраординарно, вразрез обычаю и порядкам, запиравшим социальный лифт для всех, кто не относился к числу родовой аристократии. Удачливый и отважный полевой командир получал значение, о каком он и мечтать не мог в обычное время… Герои нового витка Смуты — Пашков, Ляпунов, Сумбулов — вожди провинциальных детей боярских, ловили крупную рыбу в мутной воде. В советское время Болотниковщину называли «крестьянской войной». Конечно, крестьянство поучаствовало, но не видно, чтобы оно являлось главной силой движения. Не лапотникам, грубо говоря, громить царские войска, а полки Василия Шуйского не раз терпели поражение в поле. Затем стало модным говорить о казачьей составляющей Болотниковщины как о «дрожжах», на которых поднялась квашня социального протеста. Но подавляющее большинство источников, притом источников, давно опубликованных и хорошо известных историкам, показывают: военную мощь разрушительному, страшному, быстро набравшему силу мятежу придали в первую очередь региональные дворянские корпорации. Проще говоря, царские полки и болотниковские состояли из одного человеческого материала — поместной конницы. И стечение обстоятельств, численный перевес или же личный талант полководца (но не качество бойцов, в сущности, сравнимое, чуть ли не равное) решали в подобных столкновениях, на чьей стороне окажется победа. А крестьяне и казаки — да, поучаствовали, но не как решающий элемент.
Истома Пашков, епифанский сотник, для Москвы никто, поднял мятеж в Ельце, куда стекались войска и припасы для большого похода на юг, запланированного еще при Лжедмитрии I. Воротынский с Шеиным прибыли под Елец и первое время имели успех: «побили», то есть разгромили «воровских» людей. Но город после нескольких месяцев осады все же не взяли. Все лето простояли под стенами Ельца впустую и вынуждены были отступить, когда у Кром другой полевой командир Смуты, слуга князя Телятевского Иван Болотников, разбил вторую армию Василия Шуйского, выдвинутую на юг, а весь край вспыхнул общим мятежом.
О тактических достоинствах Михаила Шеина в тех первых боях с эмиссарами Болотниковщины ничего не известно. Но в чисто человеческом плане он выказал поистине редчайшее для времен Смуты свойство: проявлял верность тому, кому целовал крест. Не
