она (он — кубанский казак, и лучший во Франции резчик по дереву. Его работу недавно (за
гроши) купил Люксембургский Музей. Она — акварелистка). И вот, они на всё обменивают свои вещи: и на мясо, и на обувь, и на радио.
На*-два. Т. е. получив новое, старое дали нам. И — какое! Длинное, как гроб, а вокруг, на неисчислимом количестве проводов, три тяжеленных ящика, один — стеклянный. И всё это нужно ежедневно развинчивать, завинчивать, чистить наждаком, мазать
ланолином (!) — и всё это ежесекундно портится, уклоняется, перерывается, отказывается служить.
День он у нас играл, т. е. мы слышали все похороны Короля Альберта [514], но это — всё, что мы слышали, ибо С<ережа> заснул, забыл вынуть что-то из чего-то и ночью
он разрядился и совсем издох: даже не хрипит. И занимает у нас целый огромный стол (оставленный уехавшими в Литву Карсавиными [515]), на к<отор>ом мы, в случае гостей, обедали. И гладили. И кроили. Забыла огромную
бороду, свисающую со шкафа и в которой, кажется, всё дело и есть. К нам каждый день ходят любители — теесефисты [516] (NB! бастующие шоферы) и каждый утверждает, что дело в
этом, и
это никогда не совпадает, но на одном все сходятся: 1) что аппарат автомобильный 2) самый первой конструкции (NB! велосипед Иловайского) 3) что он — 6-ти ламповый 4) что ни одна из 6-ти ламп не горит 4) [517] что можно его разобрать и, прикупив
на 300 фр<анков> частей, построить новый 5) который будет слушать Россию 6) которую они каждый вечер будут ходить к нам слушать, а 7-ое завтра, п<отому> ч<то> завтра придет очередной шофер-теесефист.
Словом, ни стола, ни музыки, только тень Короля Альберта, с которым у меня всякое радио теперь уже связано — навсегда.
_____
Хорош конец Короля Альберта? По-моему — чудесен. С 100-метро*вого отвеса и один. Король — и один. Я за него просто счастлива. И горда. Так должен умереть последний король.
_____
В Vu [518] за месяц до его гибели было предсказание на 1934 астрологический год:
«Je vois le peuple belge triste et soucieux: la Belgique se sent frapp*e * la t*te…» [519]
A когда подумаешь о его раздробленной голове.
То, что могло показаться иносказанием («глава государства»), оказалось самым точным ви*дением (той головой, на которую — камень). Вера, умирать все равно — надо. Лучше — та*к.
Ведь до последней секунды вокруг него шумел лес! И чем проваливаться в собственный пищевод (Schlund: по-немецки Schlund и пищевод и ущелье) — ведь лучше в настоящее ущелье, ведь — более понятно, менее страшно??
_____
Вы спрашиваете про Мура? Страстно увлекается грамматикой: по воскресеньям, для собственного удовольствия, читает Cours sup*rieur [520], к<отор>ый похитил у С<ережи> с полки и унес к себе, как добычу. — «Ма-ама! Ellipse! Inversion! [521] Как интересно!!»
Недавно, за ужином, отвлекаясь от тарелки с винегретом, в которую вовлекается так же, как в грамматику:
«Вот я сегодня глядел на учительницу и думал: — Все-таки у нее есть какая-то репутация, ее знают в обществе, а мама — ведь хорошо пишет? — а ее никто не знает, потому что она пишет отвлеченные вещи, а сейчас не такое время, чтобы писать отвлеченные вещи. Так — что же Вам делать? Вы же не можете писать другие вещи? Нет, уж лучше пишите по-своему».
В той же грамматике (Cours sup*rieur) в отделе Adverbe [522] выкопал: Dict*e et R*citation [523] — L’Homme tranquille [524]
Il se l*ve tranquillement.
D*jeune raisonnablement,
Dans le Luxembourg fr*quemment
Prom*ne son d*soeuvrement.
Lit la gazette exactement.
Quand il a d*n* largement
Chez son compere Clidamant
S’en va causer tr*s longuement;
Revient souper l*g*rement,
Rentre dans son appartement,
Dit son Pater d*votement,
Se d*shabille lentement.
Se met au lit tout doucement.
Et dort bien profond*ment [525]
И, Мур:
— Et quand il gagne de l’argent? [526]
— с чистосердечнейшим удивлением.
_____
Милая Вера, берегите свое сердце, упокаивайте его музыкой. Ужасное чувство — его самостоятельная, неожиданная для вас — жизнь. Об этом еще сказал Фет:
Я в жизни обмирал — и чувство это знаю. [527]
И я* — знаю. И Рильке — знал. Сердце нужно беречь — просто из благодарности, за всю его службу и дружбу. Я свое люблю, как человека. Ведь оно за всё платится, оно вывозит. И умри я от него завтра — я все-таки скажу ему спасибо. За всё.
_____
Я рада, что Вам лучше жить. Я рада, что Вы больше не в Париже [528], под угрозой всех этих, Вам совершенно ненужных дам. Пришлите мне на прочтение Св<ятую> Терезу [529], я о ней недавно думала, читая «L’affaire Pranzini» [530] (подлинное уголовное парижское дело в конце прошл<ого> века) [531].
Обнимаю Вас, Вера, не уставайте над письмами мне, я ведь знаю, что Вы меня любите.
М.
Впервые — НП. С. 458–464. СС-7. С. 266–269. Печ. по СС-7.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
2-го марта 1934 г.
Многоуважаемый Г<осподи>н Гартман,
(Простите, не знаю отчества)
С большой радостью и признательностью приеду к Вам в Courbevoie послушать Вас — по моему поводу [532], или себя, в Вашем восприятии, но сейчас болен мой сын, и, пока, неизвестно чем, и я в большой тревоге. Кроме того, я настолько им же, его учением (проводами, приводами, кормежкой, укладыванием) — всем детским жизненным укладом пришита к дому (у меня замены — нет), что никогда никуда не выбираюсь — с ним.
15-го, через
