четверг, мы, надеюсь, увидимся на моем чтении о Белом [533], — подойдите, пожалуйста, в перерыве, возобновим знакомство и сговоримся.
Кончаю большой просьбой распространить, по возможности, билеты между знакомыми. Цена билета 10 фр<анков>. Посылаю десять. (Десятый — Вам и жене, дружеский.) Этот вечер мой единственный ресурс, я почти не зарабатываю, и жить не на что. А теперь еще болезнь сына.
Сердечный привет Вам и Вашей жене — заранее радуюсь ее пению [534]. Если будете отвечать, сообщите, пожалуйста, свое отчество, а также имя-отчество Вашей жены. — Как хорошо, что Вы себя пишете *., а не Ф., этого уже не делает никто — кроме меня, а Совр<еменные> Записки, сознательно, переправляют ми* на миф.
До свидания!
М. Цветаева
Впервые — Русская мысль. Париж. 1992. 16 окт., спец. прилож. (публ. Е.Б. Коркиной). СС-7. С, 469. Печ. по СС-7.
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
10-го марта 1934 г.
Милый Всеволод,
Поздравляю с концом забастовки, поздравила бы раньше [535], но у нас случилась корь — в легкой форме и уже проходит, но все-таки забот было много. (Хотя через бумагу не передается, все же после письма вымойте руки, — для верности.)
Мур сегодня первый день читает, а то нас совершенно извел однообразным вопросом, что* ему теперь делать? Жара нет, и сыпь пропала. Аля живет в городе и, очевидно, не схватила.
_____
Милый Всеволод (и все домочадцы), хотите T.S.F., старой системы, с аккумулятором, 6-ти ламповое (не перегорели), которое нужно заряжать в гараже раз в месяц [536]. Это — длинный узкий ящичек, окруженный тремя маленькими, но весьма-тяжеловесными. Мы в нем слушали все похороны Короля Альберта (какая чудная смерть!) [537] — каждое слово и звук каждого колокола.
Аппарат сильный, и при аккуратной зарядке действует совсем прилично. А у Вас и племянник [538] — T.S.F.= ист: и просмотрит и поставит.
(А вдруг Вы, любитель старины, ненавидите T.S.F.? Тогда — простите!)
Пока до свидания, жду ответа и, вообще, вестей. Как работа? Здоровы ли дети? [539]
Сердечно обнимаю всех
МЦ
С<ергей> Я<ковлевич> приветствует.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
France
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
17-го марта 1934 г.
Милая Наталья Геевская,
(Ибо Вы Геевской были, когда стучались в наш, увы, негостеприимный дом, но дом не виноват, он бы принял!) [540].
Ваше письмо меня не только тронуло — взволновало: тот мир настолько кончен, что перестаю верить, что он был [541] (гляжу на коричневый плед, последний подарок отца, сопровождающий меня с 1912 г. всюду [542], и думаю: неужели — то*т?! Щупаю — и не верю. Это, ведь, пуще Фомы! [543]) — и вдруг. Ваш живой голос, и не только голос: живое имя «Вареньки Иловайской» — значит, тоже Варвара, как дочь: первая жена моего отца (тот портрет.) [544] Подумайте, ведь я совершенно тщетно пыталась узнать у немногих уцелевших, кто была первая жена Д<митрия> И<вановича>, это было так давно, что даже самые старые не помнят (так, по-моему, должна начинаться какая-нибудь сказка!), единственная, кто может быть, по слухам, знает — Оля Иловайская, но я ее боюсь пуще огня и живу, как страус, вобрав голову в плечи: что* мне от нее будет за Пимена [545] — если прочтет! (Она недавно в третий раз вышла замуж и живет в Сербии.)
И вдруг Ваш голос, бросающий мне это имя.
Теперь ряд вопросов: 1) в каком Вы родстве и как Вы приходитесь Валерии? 2) Что Вы знаете про «Вареньку»? Скольких лет и отчего (от чего) она умерла? 3) Видали ли когда-нибудь ее карточку? 4) Ее имя, отчество и девическую фамилию. Словом, — всё, что знаете, ПОЖАЛУЙСТА.
А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе (в каком году? она ведь сама не жила в Трехпрудном с 1907-го, приблизительно, года. Когда же это могло быть? Сначала переехала от нас (Цветаевых, т. е. дочерей нашей матери) во флигель, а в 1908–1909 году ее уже не было, жила всегда за*-городом. в жутко-одиноких местах, Бог ее знает — почему… Когда это было и в какой дом, Трехпрудный или Пименовский Вы стучались? Мы с Асей, обе, вышли замуж в 1912 г. [546], она вместо VI, я вместо VIII кл<асса> — Господи, замечаю, что все это — скобка! Итак, начинаю сначала:)
А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе, — одно из самых жутких существ, которых я знала — не только в жизни. Моя мать не могла ее любить, и самое поразительное, что она ее не ненавидела. Но в моей матери жил дух протестантской, германской — справедливости, думаю, что она себе ненавидеть падчерицу — запретила: именно потому что — падчерица. Если бы Валерия была ее дочерью — она бы ее ненавидела [547].
Я ее ни в чем не виню, как нельзя винить явления природы, я только ее, даже мысленно, сторонюсь. И (не думайте, что я очень жалостлива) — жалею — за какие-то редкие ее прорывы — или попытки — нежности, заботы, — очень редкие, но все же бывшие. За одиночество, сжатость, сдавленность, основную недобрость всего существа. За то, что (она очень поздно вышла замуж, годам к 35-ти, за очень страшного с виду бородатого гиганта: крестьянина [548]) — все ее гигантские дети — умирали, не знаю, уцелел ли кто-нибудь.
В последний раз, после девяти лет перерыва (живя в
