Во Франции сообщение о несчастном случае приобрело едва ли не большую значимость, чем двухдневное пребывание президента в Колумбии. Комментаторы от оппозиции, однако, воспользовались этим событием, чтобы обвинить Миттерана в слишком больших расходах для налогоплательщиков. «В каком-то смысле это несчастье — благо, — пишет Ги Ба-рэ, — несчастье с Франсуазой Саган нам напоминает, что в каждом путешествии президенту сопутствует когорта лично приглашенных… Нас не должно вводить в заблуждение выражение “личные приглашенные”. От личного здесь только приглашение — счет оплачен из общественных средств…»
Это несчастье с Франсуазой Саган спровоцировало бурную реакцию в прессе, что лишний раз доказало степень ее популярности: сообщение, что она в коме, отозвалось горячей поддержкой огромного количества людей. На протяжении многих дней к ней на улицу Шерш Миди присылали букеты цветов, телеграммы, письма, люди звонили со всех концов света. Ее многочисленные друзья и почитатели приходили справиться о ее здоровье.
Часто им отвечал ее сын, Денис Вестхоф. В семье хорошо знали, насколько она вынослива, несмотря на хрупкость: ей удастся восстановиться — для домашних в этом не было никаких сомнений. Жак Куарэ, который отправлялся каждый день в Валь-де-Грас, замечает не без лукавства, что его сестра обязана жизнью военным: «С точки зрения того, что она думает о военных, это забавно!» Выйдя из госпиталя, Франсуаза собрала близких друзей, чтобы отпраздновать выздоровление. С чудесным избавлением на этот раз ее поздравляли Элен Рошас, Беттина, Джульетта Греко и ее сестра Шарлотта Айо, Мари-Элен де Ротшильд, Франсуаза Верни, литературный директор «Галлимар», кутюрье Жак Делайе, Жак Шазо, Фредерик Боттон, барон де Рэдэ, журналист Филипп Грумбаш и его жена Николь Висниак, Бертран Пуаро-Дельпеш.
В этом было что-то невероятное: она, еще очень слабая, спускалась к ним по лестнице на высоких каблуках. «Мы ждали в страхе, что она упадет», — говорит Жан-Поль Фор. Спектакль, на котором он присутствовал, показался ему странным, почти сюрреалистическим. «Ты была великолепна!» — восклицают те, кто видел интервью с ней на «Антен 2». Элен Рошас приглашает ее в офис, где ее ждет сюрприз: она появилась в сопровождении двух поваров, с провизией для приготовления изысканного и обильного ужина.
Атмосфера праздника, которая царила в квартире, чуть не была нарушена из-за конфликта двух приглашенных, злоупотребивших алкоголем. Франсуазу эта перепалка очень развеселила. «Я дам тебе в рожу», — прорычала жертва словесной агрессии. «Дорогая моя, только не стесняйся», — отвечает насмешливо Франсуаза. На самом деле, она вовсе не пребывала в плену иллюзий, оказавшись вновь в кругу светских знакомых. Другое дело в Кажарке, вдали от парижского шума, куда она отправится отдыхать с Пегги Рош в сопровождении своей служанки Пепиты и двух фокстерьеров, Лулу и Банко. Там все было связано для нее с воспоминаниями о детских каникулах, о семье, о юности, о лете, у нее было успокаивавшее ее фантастическое ощущение, что счастье совсем рядом. Какая светлая радость охватывала ее тогда. Она делится с нами этим ощущением в статье для «Юманите»[264]:
«В шесть часов я сажусь на каменные ступеньки перед домом; я смотрю на проходящих людей, они заговаривают со мной, собаки пробегают мимо и иногда ложатся подле меня, я смотрю, как спускаются сумерки, я удивляюсь — я почти шокирована, если вижу машину с неместным номером. На другой стороне улицы стоит старый колодец, где мы, малышки, набираем воду в кувшины утром и вечером. Насос, разумеется, скрипит, и церковные часы часто путаются и звонят три или четыре раза в один и тот же час, но никому до этого нет дела. Зажигаются уличные фонари, отмечая желтым ореолом каждые сто метров; соскальзывают, очнувшись, в полумрак летучие мыши; двое прохожих торопятся к ужину; меня начинает знобить, я чувствую голод. Я поднимаюсь, стук двери нарушает тишину улицы. Завтра будет такой же день».
Кажарк, люди из Ло, Косса — это для Франсуазы Саган символ свободы. Этот городок, населенный умными и порядочными людьми, лишен духа пересудов, порой так характерного для провинции. «В Кажарке, — замечает Франсуаза, — можно увидеть молодую девушку на восьмом месяце, о которой не ходит ни одной сплетни. За нее радуются. Такое, вероятно, невозможно в Бордо на площади Кинконс».
Когда Клод Груэ — «мадам Клод», основательница знаменитой сети заведений с девушками по вызову, стала часто приезжать в эти места, никто за ее спиной и словом не обмолвился. Она была приятельницей Жака Куарэ, который здесь родился, и этого было достаточно, чтобы ее появление в Коссе было воспринято, как удар молнии. Брат Франсуазы привез в Ло веселую компанию гуляк из Сен-Жермен-де-Пре, Сиднея Чаплина, сына Шарлотты, актеров Ноэля Говарда и Мориса Ронэ, писателя Антуана Блондэна, Жана-Клода Мерля и его жену Иветту.
Последняя, кстати, решила обосноваться в Кажарке, открыла антикварную лавку на Тур де Виль, там, где раньше жил Эдуард Лобард, рядом с домом Франсуазы. Романистка сняла на год дом неподалеку, где раньше располагался магазин готового платья под вывеской «А ля конфьянс», переделанный теперь в жилое помещение. Ее присутствие ощущается будто по волшебству, едва переступаешь порог ее дома. Где бы она ни была, в Париже, в своих нормандских владениях, здесь, в Кажарке, ее окружает все та же спокойная атмосфера, буржуазный сдержанный интерьер, где выцветшие краски картин наводят на мысли о вселенском одиночестве.
Среди ее необычных находок есть одна, которую она особенно любит. Это полунаивная живопись, что-то голландское, где изображен ужин с очень странными сотрапезниками. У них совершенно безумные глаза, Саган поэтому считает, что они ужасно напились. Она даже придумала прикрепить к раме медную табличку с такой гравировкой: «Ужин у Ван Зин Зин, картина, которую приписывают Алоизиусу Ван Зин Зину»[265]. Этот очаровательный розыгрыш дал Франсуазе повод поразмышлять о посетителях, которых непомерный снобизм заставлял проникновенно восклицать: «О, у вас есть Ван Зин Зин!»
«Забавно, правда?» — спрашивает Франсуаза, которая могла рассказать не один подобный анекдот. Например, историю о господине, тоже не совсем трезвом, которого она случайно встретила и от которого никак не могла избавиться.
«Рано утром я повезла его смотреть статуи Майоля в саду Тюильри. Он влюбился в одну из них и разбил о нее бутылку шампанского с криком: “Ты этого достойна”.
Сумасшедшие — это святые, — прибавляет Франсуаза, — в сравнении с теми, кто относится к себе серьезно. Во всем слишком хорошо организованном есть что-то удушающее, в жизни не надо бояться делать бессмысленные вещи».
