На море не тратится время по-пустому, нет визитов, нет принуждения, не надо играть чувствами, то есть оказывать сожаление или радость, когда это не нужно или нужно для приличия; не надо остерегаться и держать, как говорят на берегу, «камень за пазухой» против явного и тайного врага; все это или сокращено, или упрощено: вражда превращается в дружбу или оставляется до берега, ссоры невозможны, они мешают жить прочим, а там целое общество живет не какою-то двойной, про себя и вслух, жизнию, не имеет в запасе десять масок, наблюдая зорко, когда какую надеть, а живет одною жизнию, часто одною мыслию, одними желаниями. Только воспоминания и цели у всех различные, то есть прошедшее и будущее, настоящее принадлежит всем одинаково, оно у всех общее. Там не нужно ни краснеть, ни бледнеть…
Иван Александрович Гончаров. Из письма Евг. П. и Н. А. Майковым. Залив Хаджи, 15 июля 1854 года:
Мне надо бы воротиться уж и потому, что меня до крайности утомило путешествие. Je fais un mauvais reve[19], а не путешествую, и уж давно. <…> У меня усилился только геморрой от недостатка движения на корабле да выросло такое брюхо, что я одним этим мог бы сделаться достопримечательностию какого-нибудь губернского города. Я знаю, что такое эти тропики с своим небом и Крестом, эти бананы, пальмы да ананасы у себя дома, вся эта аристократия природы и плебеи ее — негры, малайцы, индейцы etc. Дальше уж мне и не хочется, в Америку например, потому что по трем известным легко сыскать четвертое неизвестное. Будет ли мне веселее в Петербурге — не думаю: боюсь, напротив, что приеду и места нигде не найду, кроме, однако ж, места столоначальника, которое министр обещал оставить за мной. Пуще всего утомительно своим однообразием плавание. Да и притом никак нельзя изолироваться от свежих и крепких ветров, от холода и зною, от качки: во всем надо принимать деятельное участие, особенно в штормах. Штормы напоминают мне отчасти детство. Как буря разыгрывается, свирепеет, грозит — точно, бывало, в детстве грозят высечь, а стихнет — вдруг будто простили. Да, пора в Петербург, хотя я знаю, что там примусь за прежнее. Умственная деятельность вся опять сосредоточится в департаменте, физическая — в хождении по Невскому проспекту, а нравственная — в строгой честности, и то отрицательной, то есть не будешь брать взяток, надувать извозчиков, хозяина квартиры. Но зато хоть отдохнешь у вас да у Языковых. Дай Бог только, чтоб все было по-прежнему у вас, если уж нельзя, чтоб было к лучшему.
Иван Александрович Гончаров. Из письма М. А. Языкову. Устье Амура, 5 августа 1854 года:
Я теперь сижу на мели, в устье Амура, не на фрегате, а на шкуне Восток. Фрегаты Паллада и Диана стоят в проливе, у Сахалина, а я послан к генер<ал>-губ<ернатору> Муравьеву, который теперь здесь. Он очень любезен, звал к себе в гости в Иркутск, был у нас на фрегате и на всех нас произвел преприятное впечатление. <…> Паллада остается в Амуре, Диана идет в Америку. Я еще и сам не знаю, куда направлюсь. Так как теперь дела наши (торговые, дипломатические) почти кончены, то мне бы нечего было делать здесь. Может быть, мы в средине нынешней зимы и увидимся с Вами. Приготовьте-ка мне какое-нибудь местечко на заводе, кочегара или что-нибудь попокойнее, только подле Вас.
Иван Александрович Гончаров. Из очерка «Двадцать лет спустя»:
Я намекнул адмиралу о своем желании воротиться… После нескольких разговоров об этом он сам сжалился. Я, видимо, стал скучать… И вот он, неожиданно для меня, со свойственной ему добротой, однажды решил: «Бог с вами, поезжайте: я знаю, что здесь вам скучно будет теперь». Я не заставил повторять себе этого приглашения и ни одну бумагу, в качестве секретаря, не писал так усердно, как предписание себе самому, от имени адмирала, «следовать до С.-Петербурга, и чтобы мне везде чинили свободный пропуск и оказываемо было в пути, со стороны начальствующих лиц, всякое содействие» и т. д. Все это происходило в устьях Амура.
Иван Александрович Гончаров. Из письма адмирала Е. В. Путятина Морскому министру. 27 июля 1854 года:
Я счел более сообразным с обстоятельствами предоставить командированному, по высочайшему повелению, в должность секретаря при мне, столоначальнику департамента внешней торговли коллежскому асессору Гончарову отправиться сухим путем через Сибирь, в С.-Петербург, к месту его настоящего служения, ибо не предвижу ныне здесь почти никакой переписки и вообще занятий, до должности секретаря относящихся.
Доводя о сем до сведения Вашего превосходительства, я не могу не выразить вновь моей благодарности за благосклонное ходатайство Ваше о назначении г. Гончарова в экспедицию. Он, до конца пребывания своего при мне, отличался тою же деятельностью и усердием, о которых я уже свидетельствовал в препровожденном к Вам, с лейтенантом Кроуном, представлении моем от 4/16 декабря прошлого года, за № 134. К изложенным там отзывам моим о г. Гончарове с удовольствием прибавлю, что он, по своим способностям и образованию, весьма полезен для службы, и я смело могу рекомендовать его Вашему превосходительству для исполнения всякого рода важных поручений.
Иван Александрович Гончаров. Из письма М. А. Языкову. Из Аяна, 17 августа 1854 года:
Я расквитался с морем, вероятно навсегда.
Александра Яковлевна Колодкина:
После путешествия на фрегате «Паллада» у Гончарова на всю жизнь явилось отвращение к морским путешествиям и вообще к передвижению водой. Он не скрывал этого отвращения.
1855. «Pour et contre». Роман в записках, письмах и диалогах
Иван Александрович Гончаров — Елизавете Васильевне Толстой. 22 августа 1855. В Санкт-Петербурге:
Угодно ли Вам идти к Майковым, и в таком случае позволите ли проводить Вас? Ежели останетесь дома, то повелите ли принести, или прикажете прислать показать китайские альбомы? Наконец, если ничего не угодно, то не прикажете ли мне просто лечь спать? В последней крайности я и на это готов. Ваших повелений будет ожидать
Преданный Вам по гроб включительно И. Гончаров.
Иван Александрович Гончаров — Елизавете Васильевне Толстой. 23 августа 1855. В Санкт-Петербурге:
Ваше кольцо и перчатки починены: прилагаю их. Где Вы? Не прикажете ли чего-нибудь?
Ваш усердный чтитель Гончаров.
Прилагаю также два альманаха для прочтения и надеюсь, что М-me Якубинская уснет от них нынешнею ночью очень хорошо, а М-me Богдановой желаю выздороветь.
