исторической сцены. Мало ли примеров нам дает история для подтверждения сказанного! Достаточно вспомнить историю Древнего Рима. Почитайте того же Каутского.
Цивилизация не тождественна и понятию «культура». Это тоже одна из составляющих цивилизации, и как таковая она определяет нормы поведения людей. Она переплетается с моралью и является одним из способов, может, даже важнейшим, обуздания дикости, агрессивности, доставшихся нам от наших далеких предков и, увы, записанных в наших генах, как и биосоциальные законы, составляющими которых они являются.
Никогда нельзя забывать того, что общий предок всех ныне живущих людей, кроманьонец, биологически сформировался много десятков тысяч лет тому назад, когда он жил в окружении могучего зверья, и его психическая конституция была приспособлена к почти звериному бытию тех далеких времен. И совершенствование человека прекратилось уже именно тогда, на исходе древнего каменного века. Значит, психические и физиологические особенности человека, заложенные в наших генах, то, что мы сейчас наследуем, не могли быть ни чем иным, как результатом приспособления к условиям жизни предледниковых эпох. И они совершенно не соответствуют современным условиям технического сверхмогущества и стремительного нарастания знаний в самых разнообразных сферах. Человек должен уметь своевременно скомпенсировать те биосоциальные законы, которые регулировали жизнь первобытного стада и сегодня уже не соответствуют изменившимся условиям жизни, правилами общежития, новой нравственностью. Иначе беда, иначе катастрофа! В этом и состоит смысл общественной фазы эволюции общества, которое должно уметь вводить в атомный век охотников за мамонтами.
Вот почему сегодняшнее общество не сможет жить без «духовной цивилизации», без культуры, искусства, вот почему человеку необходимы законы цивилизованного поведения, включающие в себя всю совокупность запретов, или табу, как они назывались на заре цивилизованной жизни, или юридических норм и нравственности, как мы привыкли их называть сегодня. И роль всех этих неэкономических, «надстроечных» факторов в судьбах человечества будет нарастать не менее быстро, чем будет расти сложность нашей жизни, сложность и объем того, что мы привыкли называть базисом.
Цивилизация и ее составляющие – нравственность, культура, законы (юридические нормы) – обеспечивают преемственность поколений, преемственность поведения и образа мышления людей. Это своеобразная память людская, память о том положительном опыте, который накопило человечество с древнейших времен. И она всегда открыта для будущего. Все богатства цивилизации не дают нам жестких регламентации при выборе наших действий. В этом отношении они действуют совершенно иначе, чем условные рефлексы. Но они всегда выступают источником поиска в преодолении накатывающихся трудностей. Это вехи, показывающие направление брода в потоке событий, именуемых историей.
Цивилизация – это одновременно и фильтр, отсеивающий ложь всех видов от истины, которую мы не всегда и знаем, но которая необходима людям, как воздух. Первый признак упадка цивилизации и деградации народа – это распространение лжи. Становясь нормой общества, она, подобно метастазам, начинает пронизывать общественное поведение и общественное сознание, лишает его силы, надежды, оптимизма… Лишает веры в человека, в его способность к целенаправленным коллективным действиям.
Цивилизация – это тонкая нить, связывающая прошлое и будущее. Если происходит ее обрыв, то надо начинать все или почти все сначала. А это, по-видимому, далеко не всегда возможно. И тогда общество снова погружается в невежество и дикость. Вот почему ослабление или даже быстрое изменение всего комплекса особенностей общественных отношений, общественного сознания и общественного поведения, которые формировались поколениями, означает для нации в большинстве случаев катастрофу и постепенный уход с исторической сцены.
Я много занимался анализом возможных последствий ядерной войны, пытался думать о том, что может произойти в результате других экологических катаклизмов. В конце концов, у меня возникло представление об экологическом императиве и его неизбежном спутнике – императиве нравственном. И я пришел к убеждению, что обрыв нити между прошлым и настоящим представляет и для отдельных народов, и для человечества в целом смертельную опасность, не менее страшную, чем разрушение связей между человеком и природой. Такие размышления заставляют понимать, скорее даже – чувствовать, насколько цивилизация, культура, нравственность деликатные и хрупкие конструкции. Никогда нельзя забывать о том, что это тонкие пленки, препятствующие кипящему потоку человеческих страстей, и достаточно порой, казалось бы, незначительного всплеска, чтобы этот поток снес непрочные заслоны цивилизации и обнаружил первобытную природу человека. Не это ли произошло в Иране, когда за считанные месяцы он из века двадцатого снова оказался отброшенным в восьмой? А разве в нашей истории не произошло нечто подобное? Не об этом ли нас предупреждал Менделеев в своих «Сокровенных мыслях»? Вот почему сегодня, в наше смутное время, меня так заботят те зыбкие мостки, которые связывают Россию времен, скажем, ее серебряного века с нынешней, постбольшевистской, Россией. Три четверти века мы не только теряли, но и приобретали. Как опасно этого не заметить и отбросить приобретенное вместе со всем тем страшным, что было в нашей жизни.
Цивилизация никогда не бывает безликой. У нее всегда глубокие национальные и исторические корни – в языке, культуре, религии, нравственных принципах. Если новые идеи и новые догмы с ними не согласуются, то они отторгаются народом. Мы это видим на собственном опыте. Один очень неглупый человек сказал мне однажды: «Октябрь отбросил культуру, совершенно чуждую русскому народу, – культуру русской интеллигенции». В этой фразе по меньшей мере две ошибки. Они тесно связаны между собой и дают совершенно неверную трактовку проблемы «Октябрь и судьбы культуры». Прежде всего, революция не приняла культуры России и, отторгая ее, отторгла и ее носителей – русскую интеллигенцию. Не народ, а революция! И кроме того, никакой специальной культуры русской интеллигенции, противостоящей культуре народа, просто не существовало. Еще раз: была русская культура и ее носитель – интеллигенция. Были и ее истоки: культура деревни и города, тоже отторгнутые Октябрем!
Такое отторжение было неизбежным. Вспомним историю Великой Французской революции – там ведь было почти то же самое. Там даже придумали новые названия месяцев и новое летосчисление. Любая революция – попытка построить нечто совершенно новое, реализовать в стране новые формы жизни, новые формы культуры, новые философию и миропонимание, утвердить новые ценности, которые противостоят старым! Отсюда неизбежное отторжение всего того, что было создано духовным миром народа: и городом, и деревней, и интеллигенцией. И попытка заменить отброшенные ценности новыми, рожденными эйфорией победы, вероятно, сопутствует любой революции.
Связь культуры, народа и его передовых представителей – интеллигенции неоднозначна и противоречива. Верно и то, что интеллигенция всегда была достаточно далека от народа: во все времена народные массы не без труда усваивали ее идеи, надежды, чаяния. Вспомним хотя бы историю хождения в народ. Недаром же до революции «господ» и «смердов» отличали даже по одежде. И не мешает вспомнить, что в 1917–1918 годах вместе с помещичьими усадьбами горели и замечательные
