превращается в демонического персонажа. Как все это в нем сочетается?» [85]
Выдающегося балетного критика Анну Киссельгофф, порой отзывавшуюся о нем критически, он ненавидел и мог публично отпустить грубое замечание насчет ее национальности: Киссельгофф была еврейкой. Из-за этого его стали считать антисемитом, хотя у него была масса друзей-евреев! А однажды, когда Нуреев узнал, что Киссельгофф находится в зале, то он набрал в ведро нечистот, желая вылить это содержимое ей на голову – глупая и детская выходка. Другому балетному критику он запустил креветочным паштетом в лицо.
Самомнение у Нуреева зашкаливало! Он мог запросто не приехать даже на аудиенцию к королю, предпочитая в это время осматривать антикварные лавки. Так произошло с Хуаном-Карлосом I. Король Испании прождал его напрасно.
Когда великолепная голливудская актриса, личность творческая и яркая, кинозвезда Барбара Стрейзанд зашла к нему в гримерку, чтобы засвидетельствовать свое восхищение, на ее замечание о том, что она проделала долгий путь, Нуреев заявил:
– А я никогда и не просил вас приезжать!
Между тем он до конца жизни испытывал затруднения на приемах: не умел правильно пользоваться многочисленными ложками и вилками, не знал правил этикета, и очень сильно этого стеснялся.
Рассказывают, что на одном приеме в Сполето, где был предусмотрен фуршет, Нуреев, возмущенный тем, что вынужден сам накладывать себе на тарелку еду, швырнул все то ли на пол, то ли об стену и со скандалом удалился. Другие писали, что то была не тарелка, а бокал, то ли с вином, то ли с виски… Еще одни «очевидцы» рассказывали, что Нуреев случайно уронил бокал, что его толкнули под руку. Но последним верили мало, ведь эпатажная выходка была вполне в его стиле.
Однажды на приеме в присутствии королевской семьи в Лондоне он танцевал соло, ему жали туфли – он спокойно сбросил их и продолжил танцевать босиком. Этого бы не мог себе позволить ни один танцовщик. Рудольф мог быть очень груб с дирижерами, партнерами, продюсерами, сам поддерживая и подчеркивая слухи, распространяемые о его ужасном характере. Он мог отвратительно ругаться матом, унижая окружающих. Однажды он дал пощечину администратору труппы (женщине), потому что ему пришлось не по вкусу какое-то ее замечание.
Любил кусаться! Да, Арнольда Шварценеггера, хореографа Твайлу Тарп, драматурга и композитора Ноэла Кауарда он кусал за руку достаточно сильно, чтобы следы зубов сохранялись до конца дня. К счастью, не до крови. Этим он выражал дружеское расположение.
Если Нуреев кого не любил, то распускал руки и дрался, не обращая внимания ни на возраст, ни на пол оппонента. Все солидарны: когда Нуреев злился, он полностью терял над собой контроль и принимался колотить коллег по искусству. И порой им приходилось после этого обращаться в больницу.
Он мог выплескивать свое раздражение даже прямо на сцене в присутствии публики. Во время нью-йоркского сезона Королевского балета в мае 1970 года, когда Нуреев выступал в паре с Мерль Парк в «Щелкунчике», оркестр взял слишком быстрый темп. Балерина подчинилась, а вот Нуреев такого не ожидал, и партнеры едва не столкнулись. Рудольф заявил, словно они находились не на сцене, а на репетиции:
– Стоп, девочка. Давай-ка начнем сначала.
Мерль воспротивилась:
– Нужно продолжать!
Но Нуреев подошел к рампе и поднял руку, прося дирижера остановиться. Оркестр не прореагировал, и тогда он в гневе ушел со сцены. Парк отважно продолжила танцевать в одиночку. Она всеми силами пыталась скрыть, что происходит нечто экстраординарное. Выпустив за кулисами пар (говорят, он разбил очередную вазу), Нуреев все же вернулся на сцену.
А вот когда он танцевал с Натальей Макаровой, все кончилось куда хуже! Что точно произошло, не знает никто. То ли Нуреев Макарову ударил, то ли подставил ей подножку, то ли просто не выполнил поддержку, но в середине адажио Одетты и Зигфрида Макарова вдруг упала, проехавшись животом по сцене.
– Я больше никогда и ни за что не буду танцевать с этим человеком! – заявила она после спектакля.
Несколько лет ей удавалось избегать общения с Нуреевым, но потом все же они встретились в постановке Ролана Пети «Собор Парижской Богоматери». Билеты были раскуплены очень быстро: балетоманы жаждали увидеть, кто кого ударит на этот раз, однако выступление прошло без происшествий.
Другой неприятной чертой Нуреева была выраженная скупость. За выступления он запрашивал баснословные гонорары, но при этом никогда не носил карманных денег: везде, и в ресторанах, и в магазинах за него платили друзья. А еще он был крайне требователен к качеству пищи и отсылал блюда назад, если они казались ему недостаточно хорошо приготовленными. Он искренне считал, что это огромная честь: обслуживать Нуреева, платить за него…
Вспоминают, что как-то он с партнершей и антрепренером подъехал к театру на такси. Женщины вышли, и балерина попросила Нуреева расплатиться – сумма была невелика. Он отказался, объявив, что это дело антрепренера:
– Она получает с нас прибыль – так пусть и платит!
По собственному признанию Нуреева, любил по-настоящему он только Эрика Бруна. После расставания с ним он мог увлекаться, мог даже влюбляться, но чувства эти не были глубокими. На вопрос почему, Рудольф как-то ответил: «Потому что я слишком люблю Эрика… Даже досадно!».
Американец Уоллас Бин Поттс повстречался с Нуреевым в 1969 году. Парню шел двадцать первый год, он был студентом-физиком, но мечтал стать кинематографистом.
Поттс был высоким, спортивным, скромным и хорошо воспитанным. Рудольф пригласил его сначала в Метрополитен-оперу на свое выступление, а потом в течение семи лет Уоллас Поттс следовал за Нуреевым по всему миру. Позднее Уоллас признавался, что испытывал к Рудольфу сильное чувство.
Как будущий режиссер, Поттс был счастлив сопровождать Нуреева и снимать о нем фильмы. Во время съемок фильма-балета «Дон Кихот» Поттс выступил в качестве первого помощника режиссера, а позднее сотрудничал и с другими видными режиссерами. Общие знакомые вспоминали, что он привнес в жизнь Нуреева некоторую стабильность и оказывал на него успокаивающее влияние.
Хотя Поттс все же в итоге ушел от Нуреева, признав того невыносимым, он сохранил к Рудольфу большое уважение. Отснятые документальные кадры о его жизни Поттс передал в английский Фонд Рудольфа Нуреева. Также он собирал все другие известные фильмы и видео о Нурееве. Результатом стал исчерпывающий отчет о жизни и работе танцовщика.
Через два года после разрыва с Поттсом Рудольф повстречал еще одного молодого американца – Роберта Трейси, танцовщика из труппы Джорджа Баланчина, кудрявого красавца, причем довольно талантливого. Их отношения продолжались четырнадцать лет, и это несмотря на
