Несколько дней прошли в идиллии. На Пречистенку они вернулись в прекрасном настроении. Потом снова размолвка – и Есенин исчез. Ирма и доктор стали требовать немедленного отъезда Айседоры в Кисловодск, для того, чтобы она поправила здоровье. Обиженная на поэта, Дункан согласилась. Но мысль о том, что конец их отношений неизбежен, все еще была для нее мучительна...
Ирма, приемная дочь, проявила небывалую решительность, – она требовала, чтобы Айседора раз и навсегда перестала видеться с Есениным. Даже в том случае, если он вернется!
Есенин сумел снова проникнуть в дом. В результате между супругами состоялось очередное примирение.
В Москве все началось – в Москве все и закончилось... Айседора была умна. Она понимала, что настал конец этой истории. Но все же, не жила она рассудком, как уверяла в своих интервью.
Расставались долго и больно. Больно было обоим.
Вернее, больно было троим. Потому что в эту историю вмешалась еще одна страстная натура – Галина Бениславская, женщина, которая до безумия любила Сергея Есенина. Она, как я уже говорила, познакомилась с поэтом в 1920 году. И с тех пор не пропускала ни одного его выступления. Как женщина, она вовсе не волновала Есенина, но письма поэта к ней полны человеческой теплоты. Есенин высоко ценил Галину как друга, помощника. Потом, в «период Дункан», они с Бениславской виделись гораздо реже.
Когда же он вернулся из-за границы и практически ушел от Айседоры, то ему надо было искать место жительства. И Бениславская предложила пожить в ее квартире в Брюсовом переулке (улица Неждановой). Квартира была мало ухоженная, но светлая. Из окна видны Нескучный сад, полоса Воробьевых гор, вдалеке золотились купола Новодевичьего монастыря... Есенин видел, что Бениславская сходит по нему с ума, поэтому старался не часто ночевать тут. И поселил в этой квартире своих сестер, Катю и Шуру.
Но с каждым днем он ценил Галину все больше и больше. Она практически взяла на себя обязанности его секретаря, занималась приведением в порядок рукописей, рассылкой их по редакциям, следила, насколько аккуратно и правильно выплачивают ему гонорары. Она была очень необходима поэту в этот период. Он всегда говорил друзьям: «Галя – мой друг! Больше, чем друг! Галя – мой ангел-хранитель!» Галя следила за его питанием, вытаскивала из пивнушек, оберегала от ненужных гостей. Галя, пренебрегавшая прежде бытом, обустроила свою комнату так, чтобы Есенину было приятно здесь бывать и работать... Нетрудно догадаться, на что она надеялась!
Но сердце Есенина по-прежнему принадлежало Айседоре.
Айседора писала ему с курорта, звала приехать. Ответ Есенин сочинял вместе с Бениславской, под ее бдительным взором. Он написал танцовщице: «Я говорил еще в Париже, что в России уйду. Ты меня очень озлобила. Люблю тебя, но жить с тобой не буду. Сейчас я женат и счастлив. Тебе желаю того же».
Бениславская посоветовала – если уж кончать отношения, то о любви не упоминать. Есенин послушал ее совета, отправив такую телеграмму: «Я люблю другую. Женат и счастлив.» Но это было неправдой. От Дункан снова пришла телеграмма. Айседора не могла утешиться без Сергея.
На этот раз ей ответила сама Галина Артуровна Бениславская: «Писем, телеграмм Есенину не шлите, он со мной, к Вам никогда не вернется...» Такие были слова в этой телеграмме. Айседора остроумно ответила – не ей, а самому поэту, что получила телеграмму, подписанную, очевидно, его прислугой. И снова попросила его приехать. Бениславскую она не принимала всерьез...
А вот Галина не чувствовала меры в своих отношениях с Есениным. Она настолько уверовала в свою необходимость, что перешла черту. Тем страшнее и неожиданнее был для нее удар – после расставания с Дункан Есенин женился на внучке Льва Толстого, Софье Толстой. Он переехал к ней в квартиру в Троицком переулке, на Остоженке (ныне – Померанцев переулок, № 3). Но это было позже...
Однако именно заботы Бениславской помогли Есенину пережить концовку тяжкого романа с Айседорой. Он отказался снова ехать с ней на Запад. Их отношения полностью исчерпали себя. И каждый чувствовал какое-то время неутешное опустошение.
Роман закончился. Поэт вступил в новый этап своей жизни. Но отзвуки их связи, как круги по воде, расходились еще долго-долго.
Какое-то время Дункан еще оставалась в России. Ей было, очевидно, необходимо все еще находиться в стране, где жил человек, которого она так страстно любила...
Когда Есенин попал в клинику неврозов, где пытался вылечиться от «душевных ран» и вновь обрести равновесие, Айседора встретилась в одной актерской компании с Августой Миклашевской. В то время поэт ухаживал за Августой Леонидовной, очень интересной внешне актрисой. А она колебалась, – ответить ли на его чувства?
Миклашевская так описывает свою встречу с Айседорой:
«Я впервые увидела Дункан близко. Это была очень крупная женщина, хорошо сохранившаяся. Я сама высокая, смотрела на нее снизу вверх. Своим неестественным, театральным видом, она поразила меня. На ней был прозрачный, бледно-зеленый хитон с золотыми кружевами, опоясанный золотым шнуром с золотыми кистями, на ногах – золотые сандалии и кружевные чулки. На голове – золотая чалма с разноцветными камнями. На плечах – не то плащ, не то ротонда, бархатная, зеленая. Не женщина, а какой-то театральный король.
Она смотрела на меня и говорила:
– Есенин в больнице, вы должны носить ему фрукты, цветы!.. – и вдруг сорвала с головы чалму.
Произвела впечатление на Миклашевскую, теперь можно бросить.
И чалма полетела в угол.
После этого она стала проще, оживленнее. На нее нельзя было обижаться: так она была обаятельна.
– Вся Европа знайт, что Есенин был мой муш, и вдруг – первый раз запел про любоф – вам, нет, это мне!..
Болтала она много, пересыпая французские слова русскими и наоборот.
...Уже давно пора было идти домой, но Дункан не хотела уходить. (Это была встреча Нового, 1924 года – Авт.) Стало светать. Потушили электричество. Серый, тусклый свет все изменил. Айседора сидела согнувшаяся, постаревшая и очень жалкая:
– Я не хочу уходить. Мне некуда уходить... У меня никого нет... Я одна...»
Она и вправду была одна. Одна в чужом городе. В чужой стране. Постаревшая. Расставшаяся со многими иллюзиями. Потерявшая вместе со страстью своей остатки былой молодости. Гениальная и никому не нужная...
...Айседора летела в Европу, покидая страну, где ей так и не удалось стать счастливой. Аэроплан ее, из-за небольшой поломки, совершил вынужденную посадку возле одного из российских селений. К месту спуска на поле, покрытом тонкой пеленой снега, собрались местные крестьяне. Последний раз танцевала здесь Айседора перед русской публикой. Больше в России она никогда не была...
