о Майке. Стори работает в Реглане на Северном острове. Энди давно уехал.
Во многих отношениях я и так несколько раз выполнил это задание Майка. В парке в Гамильтоне по его указанию я переоделся хиппи и раздавал бесплатные объятия. Раскрашенный аквагримом и увешанный значками движения за ядерное разоружение, я несколько часов прятался в ожидании близящегося представления пьесы Шекспира на открытом воздухе, предлагая обнять незнакомцев и распространяя любовь. Я раздавал копии той фотографии, на которой мы с Майком маленькие. Я украсил ее словами Майка «я люблю объятия» и все еще таскаю с собой в бутылке в поисках подходящего места, чтобы бросить ее в воду, потому что она отказалась отплыть от пляжа Черного песка.
В Веллингтоне примерно за день до нашего отъезда мне пришлось уговаривать прохожих на улице поцеловать меня. Чего ради? Мне не разрешено рассказывать.
Словно какой-то мим-дегенерат, вооруженный только собственным обаянием, я должен был разрушить барьер между незнакомыми людьми и убедить их в преимуществах мимолетного физического контакта. В то время это казалось забавным и глупым, но я снова понимаю чувства Майка. Он был ужасно изолирован, пойман в ловушку своей слабеющей телесности, в конце был вынужден почти безмолвно полагаться на тех окружающих, которые его любили и были к нему привязаны, и они по доброй воле дарили ему объятия, поцелуи и прикосновения. Прикосновение было важно для Майка, будь то во время массажа, когда мы держали его за руку, или просто, когда мы сидели рядом с его инвалидным креслом, положив руку ему на колено или плечо. Неспособный сказать все, что он хотел сказать, Майк увидел то, чего многие из нас не видят: самодовольно шагая по жизни и беспечно держась с другими на расстоянии вытянутой руки, так легко не думать о том, хорошо ли незнакомым тебе людям, не тянуться к ним, не пытаться изменить что-то для них, игнорировать эту человеческую общность.
Я от природы необщителен, и мне иногда неловко вступать в разговоры с незнакомыми людьми. Это не постоянно включенная «функция». И это превратило очередное задание Майка, выполненное в Веллингтоне, в особое испытание. Мне пристегнули радиомикрофон и отправили меня на шумную, заросшую травой площадь с фонтаном. Площадь называлась Голубиный парк (название, которое говорит либо о таланте веллингтонцев называть все «в лоб», как оно есть, либо о необычной способности местных птиц читать). Вышеупомянутые голуби вместе с устрашающего вида чайками разгуливали с сытым видом среди своих соседей – людей, многие из которых хотели просто спокойно съесть свой сэндвич в обеденный перерыв. В чем заключалась моя миссия? Убедить кого-то из них, любого, в том, что мы уже встречались раньше, – по сути дела, подло поставить кого-то в такую неловкую ситуацию, чтобы он признал, что знаком со мной.
Первые две попытки явно не удались.
– Том! – окликнул я одного новозеландца, пока он пристегивал велосипед на цепочку к перилам.
Нет ответа.
– Том? Ты ведь Том?
Он поднял на меня глаза:
– Нет, приятель.
– Ой, – я постарался напустить на себя максимально дружелюбный вид. – Я уверен, что мы встречались в… – я махнул рукой по направлению к Веллингтону в целом, – в баре в выходные?
– Нет, приятель. Это был не я.
Он не хотел продолжать разговор.
– А, ладно, извини.
Я начал уходить, но обернулся.
– Приятель, – пробормотал я виновато, – здесь камера.
Я показал на Дрю, который сидел на нужном расстоянии, ярдах в двадцати от нас, и держал на коленях направленную на нас камеру. Я объяснил свою цель и, сколь возможно кратко, рассказал про список Майка. Еще более неловко, чем когда я пытаюсь надуть людей, я себя чувствую только тогда, когда пытаюсь их уговорить сниматься на камеру.
– Удачи, – он сочувственно посмеялся и ушел прочь.
От следующего раза толку вышло еще меньше. Ни проблеска ложного узнавания. Это был мужчина спортивного телосложения, так что он, вероятно, не пил и, вполне возможно, с безошибочной ясностью помнил каждую минуту своей жизни.
– Там камера, – опять признался я. – Мне нужно подходить к незнакомцам и убеждать их, что на самом деле мы знакомы.
– Но ведь это не работает.
Да, не работает.
– Сара? – я приметил молоденькую женщину, жующую багет, и решил, что она может оказаться более внушаемой. Я ошибся. Кажется, предположение, что мы могли познакомиться в баре, оскорбило ее до воинствености. Совершено точно нет. Я извинился и сбежал. Но мне необходимо было вернуться, чтобы получить разрешение на использование отснятого материала. Вот это правда неловко.
– Там камера, – я махнул рукой в сторону Дрю.
Слава богу, он помахал мне в ответ.
– Я в Новой Зеландии в основном занимаюсь тем, что выполняю список предсмертных желаний своего брата…
– Ты Ройд? – внезапно спросила она.
(Что, простите?)
– Да… – ответил я, совершенно растерявшись.
Она расхохоталась:
– Мы друзья в «Фейсбуке». Вот откуда я тебя знаю!
Ну и скажите, какова была вероятность? Я посмотрел на Дрю и увидел, что его камера дрожит, потому что он с трудом сдерживает смех.
Как это типично для меня – принимать запросы всех женщин, которые проявили какой-то интерес.
Я попробовал еще раз. Седой мужчина сидел рядом с притаившейся на низкой ограде чайкой. Я использовал все, спрашивал, он ли организатор мероприятий (логотип которых на его футболке стал хорошей подсказкой), и через несколько минут моей болтовни (при этом я неопределенно махал рукой в сторону Куба-стрит и доброй половины Веллингтона) он проговорился, что действительно организовывал ночь караоке в одном из местных баров.
– Так вот оно что! – воскликнул я. – А как вас, простите, зовут? Я плохо помню ту ночь.
– Стив, – ответил он. – Диджей Стив.
– А, ну коне-е-ечно! Извините, я был не в себе. Я там, кажется, пел. Неплохо, надеюсь?
– Да, вы хорошо пели.
Это результат!
– Так вы меня вспомнили?
– Да, я запоминаю лица, но имена… – он покачал головой.
Очень хорошо.
Все это задание со «случайными добрыми делами» в целом не работает. Я жду около дома престарелых где-то недалеко от Нельсона, и я с ужасом осознаю, насколько все это вынужденно и глупо.
Не хочу никого винить, но первая попытка сделать что-то для этого задания вышла совершенно не случайной. По просьбе продюсера, который все это организовал, мы пришли в небольшой приют для бездомных на тихой улице в Пиктоне с большим количеством продуктов наперевес, готовые приготовить ужин. Мне пришлось настоять на своем и сказать, что мы никак не можем взять с собой камеру, что делало все это бессмысленным с точки зрения фильма. Но гораздо хуже то, что само пребывание там
