изучает нас.
Конь с тобой рядом – это возможность наконец сделать то, чему не находил сил и смелости всю свою жизнь. Возможность говорить и вести себя с другими просто и искренне.
Еще немного, еще сколько-то вечеров, проведенных на выпасе, еще несколько дней в леваде в попытках заставить его следовать за собой без веревки, и я научусь быть искренним и открытым. Я научусь видеть собеседника, а не только самого себя в его глазах. Начну понимать его язык, различать чувства на физиономии и в движениях тела.
Но с непривычки я устаю. Мне тяжело так вот напрямую общаться. Сложно обмениваться эмоциями, не оценивая себя со стороны, не размахивая здравым смыслом и логическими выкладками.
От такого прямого контакта я отдыхаю за работой, мы этим всегда охотно пользуемся. Вот и я воспользовался тем, что в апреле до нас дотянули газ, и начал делать пристройку к дому, в которой разместится газовый котел для отопления, где мы устроим Любке водопровод и канализацию.
Снова деревянные колышки, размечающие на земле будущее строение, снова шнурок, натянутый между ними, снова из кабинки летнего душа выползает бетономешалка.
Я успел лишь выкопать траншею под фундамент, а Любка уже начала мысленно возводить стены и расставлять внутри этих стен такие прекрасные вещи, как раковины для мытья посуды и для умывания, стиральную машину, душевую кабину, унитаз. Даже посудомоечную машину умудрилась втиснуть.
Я залил фундамент и уехал в Каменную Степь к Васе Нацентову. Пусть пока бетон захрястнет хорошенько.
Всего-то четыреста пятьдесят километров проехать по бывшему Дикому Полю, а совсем все другое становится. Дома как-то по-другому стоят, поля по-другому раскидываются. А как по-другому – не могу сказать, вроде всё похоже на первый взгляд.
Я ночевал в крохотной гостиничке, откуда ночью не видно ни одного огонька. Утром возле дверей в кустах пасся заяц.
Мы отправились с Васей обходить окрестности.
Хорольская балка, Докучаевский колодец, пруды, арборетум, знаменитые Докучаевские лесополосы, пруды. Вы когда-нибудь открывали новый для себя ландшафт в компании с поэтом, знающим язык птиц? Я вот открывал. Я даже увидел, как колышется на ветру ковыль. А потом мы продрались сквозь заросли в рощу сухих тополей посмотреть на колонию серых цапель.
Мертвые побелевшие тополя были усажены неаккуратными гнездами, похожими на кучи хвороста, на них садились или с них взлетали, ломая ветки, голенастые, хрипло кричащие птицы. Размах крыльев – под два метра. Мы задрали головы в серое мокрое небо и время от времени передавали друг другу бинокль.
Не знаю, какое впечатление произвела бы на меня колония цапель, наблюдай я ее не в обществе поэта, а в обществе, например, психотерапевта. Но я был именно с поэтом, а в природе суетливо заканчивалась весна, птичье царство было по горло занято делами, да и растительное, и животное тоже. Во мне ритмично шевелились процитированные Васей строки разных известных и неизвестных мне поэтов, все вокруг казалось поэтичным, даже несколько театральным. И, наверное, от всего этого цапли произвели на меня большое впечатление.
Посмотрите как-нибудь в наступающих легких сумерках на колонию цапель, забравшись вместе с поэтом под самые их чудовищные гнезда, послушайте страшные нечеловеческие крики, и вы поймете, как приятно, что мы живем на одной Земле с лошадьми, а не с летучими ящерами.
– Мне от них как-то нехорошо. Я их, наверное, боюсь, – сказал со смущенной улыбкой Вася Нацентов.
Васе нравятся одуванчики, а не серые цапли.
Мертвая роща, сырая почва под ногами, огромные лопухастые листья каких-то растений, обрызганные белым пометом, мертвая ушастая сова на земле, пробитая длинным клювом, тяжелое биение крыльев, треск сучьев. Или вот понюхайте запах, запах сильно действует. Приглядитесь к хохолкам на головах у цапель – они похожи на выросты на затылках птеродактилей. Колония цапель – это чистая хтонь и мезозойский ужас, это пугающее прошлое, которое природа умело маскирует веселыми березками и ромашками.
А после этого вернитесь к себе домой, и вы сразу увидите коня Феню как своего ближайшего родственника, как брата по крови и разуму. Вы сразу легко сможете нащупать взглядом «треугольник боли» у него над глазом или вдруг заметите сладострастно надутую верхнюю губу в то время, когда вы несете ему кашу или еще что-то вкусное. Вы увидите, как он беззвучно шевелит губами, когда вы чешете ему загривок или другое место, которое сейчас чешется. Вы даже поймете, что он показывает и подставляет вам это место для почесывания. Увидите радость и грусть, скуку и предвкушение, хитрость и тревогу на этой бесстрастной физиономии.
А потом вы можете спокойно выкладывать на застывшем фундаменте цоколь из бетонных блоков, которые привез вам на газельке Соболек, или уже делать из бруса обвязку на цоколе – вы будете чувствовать, что рядом, совсем неподалеку, пасется очень большое, но похожее, почти родное существо.
Вы будете окучивать картошку и переглядываться с ним. Покрывать рубероидом прохудившуюся крышу дровяного сарая и замечать сверху, как он показывает вам, что в ведрах закончилась вода.
* * *
Мои утренние блуждания в интернете теперь посвящены сбору информации о животных. Я готовлю новую книжку для детей. Чем дальше в весну, тем короче мои погружения в цифровые бездны, тем больше времени я провожу в бытовой суете, на огороде и на стройке.
Однако еще поплаваем. Вот поделюсь с вами некоторыми добытыми вещами.
Рак-отшельник, живущий на дне моря в брошенных раковинах, обладает шестью видами колбочек в глазах для распознавания цвета. У людей всего три вида. Хотел бы я посмотреть на мир глазами этого рака!
Никогда не переживал, что у насекомых шесть ног, а у меня две, никогда не завидовал чужому чуткому обонянию, умению ориентироваться по магнитным полям или эхолокации. Но, послушайте, шесть видов колбочек – это визуальное пиршество, это тончайшие изменения цвета глаз любимой женщины, невиданный калейдоскоп разнотравья в июле, это божественные пейзажи, невиданные закаты. После того как человечество отошло от текста и ударилось в окуляроцентризм, люди должны были бы получить от природы дополнительные виды колбочек. Зимние тени деревьев, палитра облаков и волн, цветовые оттенки матовой груди, просвечивающей сквозь тонкую ткань. Сколько новых слов должно было бы появиться кроме «блондинка», «шатенка» и «брюнетка», смотри я на мир глазами рака-отшельника. И все это богатство восприятия досталось несчастному существу, живущему в брошенных раковинах на дне моря, где ни июльских лугов, ни глаз любимой, ни девичьих нарядов.
Я переживаю острый приступ зависти и двигаюсь дальше.
После выхода оскароносного мультика «В поисках Немо» популяция рыб-клоунов в водах рифа Вануату сократилась на 75 %.
