только начинавший свою карьеру, но уже получивший славу выдающегося военачальника в войнах с Турцией и Польшей. Целая армия с лучшими полководцами выступила против Пугачева, сжимая его все более суживающимся кольцом.
Вид Казани конца XVIII столетия.
С гравюры того времени Н. Саблина
Пугачев бежал к Черному Яру. В дороге посоветовались, и Пугачев решил пробраться на Яик, оттуда в Иран. Ряды пугачевцев таяли: на луговую сторону Волги Пугачев переправился с небольшим отрядом. Несколько десятков казаков, среди них Перфильев и Трофимов-Дубровский, не могли переправиться из-за усталости лошадей.
Пугачев и его спутники поняли, что подошел конец. О продолжении борьбы нечего было и думать. Надо спасаться. Но как? Для Пугачева был только один путь спасения: бежать из России. Для пугачевских командиров более реальной и верной представлялась другая перспектива: купить прощение правительства, предав Пугачева.
Предательство сулило немалые выгоды. Панин обещал десять тысяч рублей тому, кто доставит правительству живого Пугачева и пять тысяч за мертвого. За выдачу Пугачева обещано было, кроме денежной награды, освобождение от всяких государственных податей, поборов, рекрутчины. Как удержаться от таких соблазнов? С этого момента боевыми помощниками Пугачева овладела одна мысль: как выдать вождя восстания? Главным предателем стал Творогов. Он нашептывал Федулову, Чумакову, Железнову и другим, что их командир вовсе не император, что он неграмотен, что донцы узнали в нем своего земляка, что нужно его захватить, связать и отдать законным властям. Хотя предатели не показывали вида, но Пугачев понял, что творится неладное. Он выдвинул план ухода к запорожским казакам и натолкнулся на отказ. «Нет, ваше величество! Воля ваша, хоть головы руби, мы не пойдем в чужую землю! Што нам там делать! Тогда Пугачев высказался в пользу ухода в Сибирь или к калмыкам. Опять отказ: «Нет, батюшка, мы и туда не ходоки с вами! Куда нам в такую даль забиваться?
У нас есть жены и дети» {192}.
Емельян Пугачев.
Один из последних портретов
Странной казалась эта неожиданная приверженность к родному очагу у людей, вот уже столько месяцев порвавших с семьями, с привычным бытом, ежеминутно рисковавших жизнью. Пугачев разгневался и вскричал: «Ну, дак куда ж вы советуете?» Казаки сказали, что надо пойти вверх по Волге. Это была совершенно невероятная идея: бежать в голодные места, где рыскают правительственные отряды. Пугачев сперва возражал, но поневоле согласился. В сущности, он находился в плену у тех людей, над которыми раньше властвовал. Он знал, что они его не отпустят от себя, и вынужден был следовать туда, куда ему прикажут. Пугачев почувствовал, что его толкают в пропасть, но выбора не было и где-то в глубине души еще тлела искра надежды — авось удастся уйти.
По дороге к казакам хотело пристать много разных людей. Может быть, если бы инициатива руководства еще находилась в руках Пугачева, он воспользовался бы этим, и пламя восстания разгорелось бы снова. Но предатели гнали прочь всех посторонних.
Несколько томительных дней скитались казаки по степи, голодные и усталые. Изменники не отпускали Пугачева ни на шаг. Он ехал молчаливый и грустный. Добрались до маленьких степных речек — узеней. В последний раз Пугачев попробовал отстоять свой план действий. Волнуясь и спеша, краснея и бледнея, он предложил поехать за Каспийское море, поднять там новое восстание; он горячо возражал против гибельного намерения вернуться в Яицкий городок, он уговаривал итти назад, на Москву, он предлагал различные пути. Казаки не соглашались, Пугачев окончательно понял, что он в плену.
Улучив минуту, когда около Пугачева были только люди, посвященные в предательство, казаки бросились разоружать его.
— Што это? Што вы вздумали? На кого вы руки подымаите? — смертельно побледнев, прерывающимся голосом проговорил Пугачев и начал уговаривать: — Ай, робята! Што вы ето вздумали надо мною злодействовать! Вить вы только меня погубите, а то и сами не воскреснете. Полно, не можно ли, детушки, етова отменить! Напрасно вы меня губите» {193}.
Уговоры не помогли. Но и в этом состоянии упадка духа, ощущения близкого конца Пугачев не потерял чувства личного достоинства: шашку, нож и патронницу он согласился отдать не рядовому казаку Дурнову, а «полковнику» Федулову.
У Пугачева еще тлела надежда найти в Творогове защитника, он уговаривал его «кинуть это дело» — не помогло. Тогда он пустился бежать, его нагнали. Поехали дальше. Пугачев не оставлял мысли о спасении. На привале, воспользовавшись оплошностью казака, он схватил лежавшие на земле пистолет и шашку и напал на предателей; его обезоружили, связали и бросили в телегу, где сидели горько рыдавшие жена Устинья и сын.
В ночь с 14 на 15 сентября 1774 года Пугачева доставили в Яицкий городок и сдали властям. Он поражал всех бодростью духа и неустрашимостью. На допросе гордо заявил, что мечтал «умереть славно», и думал, что если не удастся стать царем, то «умереть на сражении: ведь все же я смерть заслужил, так похвальней быть со славою убиту» {194}. Его заковали в ножные и ручные кандалы, посадили в клетку и поволокли в Москву, с предписанием содержать строго «и с поруганием».
Тринадцатого сентября в Яицкий городок пришел в качестве пленника отставший от Пугачева на Волге Афанасий Перфильев.
Долго скитался по приволжским степям отбившийся от пугачевцев Дубровский. Голодный и оборванный, он хотел «прилепиться к добрым людям». Его поймали, отправили в Астрахань, пытали в Царицыне, пытали в Саратове. Правительство ждало, что Дубровский даст важные показания потому что считало его «всех умнее». Дубровский не оправдал ожиданий: не выдержав пыток, он умер в Саратове. Так кончили многие. Власти признавались, что «некоторые приличившиеся в важных преступлениях колодники от изнурительного их содержания умирают» {195}.
Все крупнейшие руководители
