главе отряда крестьян-однодворцев, новокрещенцев из дворцовых сел, Евстифеев захватил Инсар, Троицк, Наровчат, Краснослободск, Темников. Около Керенска он был разбит.
Литейщик Инсарского железного завода Савелий Мартынов, возглавлявший отряд из рабочих, русских и мордовских крестьян, разгромил Сивинский, Рябукинский, Виндреевский заводы и Троицкий винокуренный завод.
По всем уездам губернии оперировало множество больших и малых крестьянских отрядов. Беспорядочными толпами ходили крестьяне по всем дорогам, казнили помещиков, приказчиков, воевод, чиновников, забирали дворянское имущество. Дворянских «недорослей» раздавали по деревням на содержание. Если правительственные отряды разбивали восставших крестьян, они уходили все дальше на юг, на Дон, по старым, проторенным беглым дорогам.
Четвертого августа сдался Пугачеву Петровск. Высланные против него донские казаки перешли на сторону повстанцев. Это показалось Пугачеву счастливым предзнаменованием. Он рассчитывал, что все донское войско примкнет к нему, и старался всячески задобрить донцов: дал им денег, хорунжих наградил медалями.
Пугачев подошел к Саратову. В пяти верстах от города к нему перешел правительственный отряд из четырехсот солдат, волжских и донских казаков. 6 августа Пугачев начал обстрел саратовских укреплений. Сопротивление было очень слабым. После первых же выстрелов солдаты и призванные защищать город вооруженные жители перебежали к Пугачеву. Перебежали и сто бурлаков. Повстанцы ворвались в Саратов. Они захватили много военного снаряжения, провианта, фуража, денег, лошадей.
В Саратове произошло два случая, мелких, но дополняющих образ вождя восстания. Он пощадил жизнь шести дворянских жен, мужья которых были убиты, и приказал, чтобы никто их не обижал. Здесь же к Пугачеву явился саратовский купец Уфимцев и напомнил о трехстах лошадях, забранных у него Пугачевым, когда пугачевцы еще двигались к Оренбургу. Купец напомнил, что Пугачев, не имея денег, обещал расплатиться в Саратове. Вряд ли кто-либо из них рассчитывал снова встретиться в Саратове. Но вот казавшееся несбыточным сбылось: Пугачев в Саратове. Разумеется, купец получил долг сполна.
Эти эпизоды подводят нас к одной характерной особенности Пугачева — представителей враждебных классов он вовсе не мерил на один аршин. Он щадил тех дворян, которые сносно обращались с подчиненными. Он охотно привлекал к себе на службу заявлявших о своей лояльности попов, офицеров, купцов: они выполняли у него обязанности писцов. Правительственных командиров, перешедших на его сторону, Пугачев ставил воеводами городов, попов заставлял молиться за «государя Петра Федоровича, государыню Устинью Петровну, наследника Павла Петровича». Иногда подобная тактика вызывала недовольство среди ближайших помощников Пугачева. Он пощадил как-то одну помещицу; несмотря на это, Овчинников засек ее плетьми на смерть и в ответ на упреки Пугачева резко ответил: «Мы не хотим на свете жить, чтоб ты наших злодеев, кои нас разоряли, с собою возил, ин де мы тебе служить не будем» {182}.
Намечались и более опасные по последствиям и более глубокие по своим мотивам размолвки между Пугачевым и его сподвижниками. Внешне все обстояло как будто благополучно. Пугачев снова шел от успеха к успеху, брал город за городом, стремительно увеличивал свою армию. После Казани у него было четыреста человек, к Саранску он подошел с отрядом в восемьсот человек и выступил из города, удвоив свой отряд. В Пензе у него уже две, а в Саратове восемь тысяч бойцов. Этим повстанческие силы не исчерпывались: к ним нужно прибавить и разрозненные, неустойчивые, плохо вооруженные, не связанные с Пугачевым большие и малые крестьянские отряды, действовавшие на огромном пространстве Поволжья.
И тем не менее именно в эту пору больших успехов восстание вступило в тяжелую полосу. Оно, правда, охватило территорию более значительную, чем до сих пор, на борьбу поднялись новые массы людей, но, покинув Урал, Пугачев лишился стремительных кавалеристов-башкир, не пошедших за ним в Поволжье. Лишился Пугачев и уральских рабочих и такой важной военно-технической, артиллерийской базы, какой являлись уральские заводы. За ним шла теперь многолюдная армия, но казаки составляли в ней только очень немногочисленное центральное ядро. Подавляющее большинство повстанцев состояло из однодворцев, помещичьих русских и нерусских казенных и церковных крестьян, дворовых людей, колодников, вооруженных чем попало, а то и вовсе безоружных. Даже внешний облик армии изменился: только казаки сохранили военную выправку, остальные представляли собой довольно беспорядочную крестьянскую толпу. В обозе шли телеги, коляски, повозки с помещичьим добром, с женами и детьми ушедших с Пугачевым крестьян.
После поворота от Казани на юг, после отказа Пугачева итти на Москву, конечная цель движения чрезвычайно затуманилась. Раньше все было ясно: взять Оренбург, потом двинуться на Казань, Москву. Но Пугачев не выполнил этого плана. Он берет город за городом, но чем все это кончится? Если даже он прорвется на Дон, то еще неизвестно, как его там встретит казачество. Во всяком случае, с Дона будет слишком далеко и трудно снова подняться к центру, как обещал Пугачев. К тому же по следам повстанцев движутся неприятельские отряды, с турецкого фронта идут новые войска, приближается решительная схватка с регулярной правительственной армией — в конце концов Пугачев будет разбит. Подобные мысли не могли не тревожить членов пугачевского штаба. Неслучайно именно в эти дни, где-то на пути в Саратов, Творогов делится с Чумаковым подозрениями насчет того, что их начальник вовсе не император, а самозванец, которого необходимо арестовать, чтобы спасти собственную жизнь. На этот раз, как и раньше под Оренбургом, план выдачи Пугачева не мог быть выполнен по той простой причине, что трудно было арестовать человека, возглавлявшего побеждающую и доверяющую своему командиру армию — «в рассуждении чего, — показывал впоследствии Творогов, — и условились мы таить сие до удобного случая» {183}.
Только один Пугачев сохранил решимость бороться до конца. Его личная судьба была неразрывно связана с судьбой восстания. Ему некуда было дезертировать, на милость правительства не мог он рассчитывать ни при каких условиях. Да и вообще Пугачев не принадлежал к числу легко отступающих людей, к числу тех, кого неудачи и трудности могут сразу привести в уныние и сломить, тем более, что говорить о крахе было еще рано. Наоборот, в этот период удача снова сопутствовала Пугачеву. Это была высшая точка восстания.
Одиннадцатого августа Пугачев взял Камышин, где к нему присоединилось шестьсот украинских казаков. Приближаясь к Дону, он приложил всю энергию, чтобы привлечь к себе донское и волжское казачье войско. Заботясь о привлечении донского войска, Пугачев продумал и мелочи. Он вызвал к себе жену Софью Дмитриевну и строго наказал ей не выдавать его, не называть Пугачевым при возможных встречах со знакомыми в родных донских местах. Дубровский написал несколько обращений, призывавших казачество на службу Пугачеву для искоренения «противников, разорителей и возмутителей империи — дворян,
